Утром выполз наверх, похмелился и плакал над собственным ничтожеством и бессилием. Как же я был гадок для самого себя, Алена, ты не представляешь! Через три дня вспомнил, что разбил Писателю машинку. Купил новую, коробку клея и спустился вниз. В подвале все еще воняло моей блевотиной, разбитая машинка валялась на полу, а Писатель по-прежнему сидел за столом. Он перебирал пальцами пустые листы, а серые волосы на его голове были совсем седыми. Алена, я лепетал какие-то извинения, убирал все, что нагадил, и был так противен сам себе, что едва не изблевался снова.
Он ничего не писал почти три месяца. Незаконченное "До сотворения зимы" лежало на краю стола нетронутым. Я каждое утро приходил к нему, заискивал, унижался, симулировал дружбу, вспоминал, как здорово мы жили в коммуналке, а он неподвижно сидел в кресле и смотрел на меня с такой непередаваемой жалостью во взгляде... Он жалел меня, Алена! Однажды, видимо, он решил, что я достаточно наказан и тогда "До сотворения зимы" было закончено в три дня. И я, как законченный козел, потрусил с рукописью в издательство. И снова успех, заходящийся в агонии телефон, пустые водочные бутылки... Хотел поставить ему компьютер, но Писатель сразу же спрыгнул с кресла и ушел в дальний темный угол. Сидел там, пока я не вынес машину из подвала.
Потом были романы "Агний", "Вероятность Вероники" и, наконец, "Подземелье души". Я ставил на романах другие даты, выдавая их за написанные ранее... Сейчас он пишет "Прыжок на двести метров". Вот так, вот, Алена, я рассказал тебе все... в общих чертах.
Александр налил в бокал коньяк и промочил пересохшее горло. Алена сидела неподвижно, она ни разу не пошевелилась за весь его монолог. Когда тишина перевалила за минуту, она очнулась, сделала несколько глотков из своего судорожно сжатого в руках бокала и закурила. На ее щеках не было ни красных пятен, ни бледности, они были покрыты тонким, ровным глянцем спокойствия и выдержки. Александр молча пил и ждал, он уже наговорился.
- Ты не пытался покончить с собой? - спросила Алена, поднимая на него сухие серые глаза.
- Дважды, - усмехнулся он, - но я слишком большой трус для эля этого.
- Ты не хочешь показать мне свои рассказы? Написанные лично тобой?
- Боже упаси.
- Что ты думаешь делать дальше со всем этим? - она закурила, резко выдыхая тонкую, ровную, как стрела струйку дыма.
- Понятия не имею. Если бы знал что мне делать и как жить, я бы, наверное, не стал посвящать тебя во все эти события.
- А что стало с твоим другом? С тем самым, который поселил тебя на даче жены?
- Он тоже исчез, - сказал Александр и закурил, выталкивая из себя дым.
- Я так и думала. Двое видели твоего Писателя, и оба исчезли. Я буду следующей?
- Нет.
Александр подошел к бару, погремел ворохом бутылок и вытащил пистолет.
- Я купил его в самом начале "Прыжка на двести метров", хотел еще тогда застрелить Писателя, но книга была настолько гениальна, что я решил подождать, пока он ее закончит, а уж потом...
Алена с грохотом поставила свой бокал на прозрачный сервировочный столик и поднялась на ноги. На ее щеках снова горели красные пятна.
- Какая же ты дрянь, - сказала она. - Решил подождать, пока он для тебя книжку напишет, а уж потом пристрелить!
- Он чудовище, Алена! От него надо избавиться!
- Решил подождать, пока напишет, а потом избавиться! - Она стояла, сжав тонкие пальцы в кулаки, и на ее лице была брезгливость, словно она случайно наступила на лягушку. - Какой же ты гнус, Саша.
- Мне нужен был выход, Алена! Поэтому я тебе все рассказал! Ты говорила, что поможешь, что любишь меня! Что мне делать, Алена? Посоветуй?! - в безвольно повисшей руке Александра мелко подрагивал пистолет.
- Застрелиться тебе самому было бы слишком просто, - горько усмехнулась Алена. - Соверши хоть какой-то поступок в своей жизни - либо покажи Писателя всему миру и во всем сознайся, либо уничтожай рукопись новой книги, а после застрели его и живи дальше. Или не живи. Это все, что я могу тебе посоветовать, а теперь извини, мне надо ехать. Надеюсь, что тебя я увижу только после того, как примешь решение.
Алена ушла, нервно хлопая тапочками по паркету. Саша тяжело сел в кресло.
Она уехала, не попрощавшись. За окном пошел снег, наметая новые сугробы и увеличивая старые. Саша вытащил из бара вторую бутылку коньяка, распечатал ее и налил в бокал. Глядя на беззвучно парящие за окном хлопья, он ощущал тихую ненависть в душе и жгучую боль в желудке. Как тихо, подумал он, - какая тишина во всем доме! Будто и нет никого, никаких... вообще никаких писателей...
Он выпил почти половину бутылки, с трудом поднялся на ноги, прихватил с собой остатки выпивки и, зарядив пистолет, пошел в подвал. Паук сидел на своем месте и строчил на машинке.
- Привет, благодетель, - хрипло выкрикнул Александр, - прервись не на долго, я поговорить пришел!
Пальцы Писателя перестали бегать по клавишам, он повернул голову, и посмотрел на Александра спокойными глазами.
- Ты все работаешь, да? Трудишься? - Александр покачнулся и схватился за стену. - Новый шедевр создаешь? А ты бы написал про то, куда ты дел тетю Зину и моего друга? Куда?! Съел?! Закопал?! Как ты пишешь свои книги?! Кто ты такой?! - Саша глотнул из бутылки и громко рыгнул. - Откуда ты взялся такой умный паук? Откуда ты можешь знать, что такое человеческие страсти, страдания, любовь, секс? Уж ты-то наверняка знаешь, что такое фабула! Вот только откуда? Ты знаешь о том, что вначале было Слово и Слово было Бог?! Ты знаешь об этом, чертов сукин кот?! Слово наш Бог, человеческий! Писатели на двух ногах, с одной парой рук называются "инженерами человеческих душ", через писателей и поэтов Бог говорит со всеми нами! А ты кто?! Ты что?! Кем, каким Богом тебе дано наше слово?! Чего ты хочешь?! Зачем ты пришел именно ко мне? Может вас таких много?! Может не я один, неудавшийся писака, нашел под своей кроватью мяч для регби? - от собственной догадки, ноги Александра подкосились и он сел на низенький стульчик, стоявший у стены. Ты не один... - прошептал он, стискивая руками бутылку коньяка, - конечно же... вас много... как же я раньше не додумался! Слово... слово... Слово! Мощнейшее оружие! Какой же я был дурак! Вы будете писать за нас, за никому неизвестных графоманов, прославляя никому не нужные имена, постепенно направляя поток человеческой мысли и сознания в нужное вам русло... вы будете "инженерами человеческих душ"... - Александр отшвырнул бутылку в сторону и, шатаясь, поднялся на ноги. - Нет, не ты, - сказал он, снял пистолет с предохранителя и направил дуло в голову Писателя. - Не ты, ни тебе подобные не станут нашим Богом!