Я вовсе не собираюсь опровергать все то, что можно сказать и что говорится против информативной литературы. Она бесформенна, она тривиальна, она вполне может представить факты в превратном свете; ее, как и всякую дешевую литературу, можно было бы обвинить в том, что, отнимая у читателя время и обедняя его литературный вкус, она тем самым подрывает авторитет более значительных сочинений. Обо всех этих безусловных недостатках принято рассуждать столь настойчиво и убедительно, что не устаешь удивляться, откуда же в таком случае берутся миллионы и миллионы поклонников газетного жанра. О том, что в этой неприхотливой литературной сфере есть и исконная необходимость и животворящая польза, мы задумываемся гораздо реже, а между тем здоровые аппетиты, которые отличают нашего современника, достойны столь же пристального изучения, что и догмы давно развенчанных фанатиков или интриги государств, стертых с лица земли. Моя точка зрения по этому поводу сводится, собственно, к следующему: весьма вероятно, что интерес человека к разношерстной газетной продукции вызван вовсе не вульгарным и маразматическим любопытством состарившегося народа, а, напротив, неразборчивой пытливостью народа совсем молодого, только вступающего в свою историю. Иными словами, читая журналы, люди обмениваются, по сути дела, теми же невероятными слухами и новостями, которыми они потчевали друг друга, сидя в тавернах. Наука как таковая — это лишь более упорядоченное проявление той же тяги к различным фактам — отличительного свойства человеческой молодости. Но наука отошла от обыденных новостей и сплетен, люди перестали понимать, что птеродактиль может быть так же пленителен, как цветок, а цветок так же отвратителен, как птеродактиль. Одна из самых насущных задач, стоящих перед человечеством, состоит в том, чтобы восстановить утерянные связи между наукой и человеческой природой. Нам еще предстоит понять, что, прежде чем предаваться вычурным фантазиям, нам есть чем занять себя на планете, населенной чудесами.
ИЗ СБОРНИКА «РАЗНОЛИКИЕ ПЕРСОНАЖИ» (1903)
ОПТИМИЗМ БАЙРОНА
Нам очень трудно понять век и дух Байрона. Недавно ушедшая эпоха невероятна и далека, словно сон по пробуждении. Мир Байрона кажется нам безрадостным и бесцветным, неестественным, театральным, холодным; нам представляются розы и соловьи, чередующиеся в стихах аккуратно, как узор на обоях, мужчины в бакенбардах, томные леди в беседках — словом, скучный парад пышно одетых мертвецов с бессмысленными лицами.