В сентябре 1919 года Кольцов назначается временно исполняющим должность редактора газеты, органа политуправления 12-й армии, затем его принимают в партию большевиков, а летом следующего года он уже работает в Москве, сотрудничая с большевистской прессой. С той поры и начинается его восхождение к вершинам славы. Очерки и фельетоны один за другим выходили из-под его пера. С 1922 года напористый и плодовитый журналист становится штатным сотрудником газеты «Правда». Но этого Кольцову показалось мало, и через год он создает новый журнал, хорошо знакомый советским читателям – «Огонёк». Как вспоминал его брат, художник-карикатурист Борис Ефимов, «в журнале охотно приняли участие наиболее интересные авторы того времени: Катаев, Ильф, Петров, Зощенко, Мандельштам, Эренбург, Бабель и многие, многие другие».
В конце 1928 года Кольцов реализует новую свою идею – сатирический журнал «Чудак». Однако журнал просуществовал совсем недолго. Осенью следующего года выходит постановление Секретариата ЦК ВКП (б) «О журнале «Чудак»:
«За допущение напечатания в журнале "Чудак" материалов под заголовком "Семейный альбом, Ленинградская карусель" явно антисоветского характера, снять редактора журнала т. Кольцова, объявив ему выговор со строгим предупреждением… Поручить ОГПУ в срочном порядке расследовать вопрос о помещении этих материалов в журнале "Чудак" и принять меры к изъятию № 36 этого журнала».
Причина негодования товарищей из ЦК заключалась в том, что в журнале были высмеяны несколько партработников, которые перекладывали ответственность за решение по жалобе некоего гражданина друг на друга, в результате чего гражданин вынужден был ходить по кругу без какой-либо надежды на успех. Понятно, что после этой взбучки у Кольцова опустились руки. Вот что он написал Максиму Горькому, который поддерживал Кольцова во многих начинаниях:
«Живу я сейчас серо и невыразительно, как черви слепые живут. Только изредка вынимаю из шкафа подаренные Вами пояса и вздыхаю, с шумом выпуская воздух из грудной клетки. Этим я хочу сказать, что скучаю по Вас. По-видимому, это кончится большим слезливым письмом, с жалобой на нечуткость людей и просьбой указать, как поступить на зубоврачебные курсы».
Горький постарался поддержать талантливого журналиста, которому он симпатизировал:
«В самом деле: Вы что там раскисли? Бьют? И впредь – будут! К этому привыкнуть пора Вам, дорогой мой! Крепко жму руку и – да пишет она ежедневно и неустанно словеса правды!»
Надо признать, что в истории с «Чудаком» Кольцову всё же повезло, хотя как знать, что было бы, не прояви он вовремя личную инициативу. По совету Ворошилова, которому он тоже пожаловался на своё житьё-бытьё, Кольцов написал покаянное письмо в ЦК, и выговор с него в итоге сняли. Увы, журнал отстоять не удалось – «Чудак» был поглощён всем известным «Крокодилом».
А вот как Михаил Кольцов отблагодарил Горького за внимание и поддержку, выступая на первом съезде советских писателей в 1934 году:
«Я слышал, что в связи с тем, что Алексей Максимович открыл пять вакансий для гениальных и сорок пять для очень талантливых писателей, уже началась дележка. Кое-кто осторожно расспрашивает: а как и где забронировать местечко, если не в пятерке, то хотя бы среди сорока пяти? Говорят, появился даже чей-то проектец: ввести форму для членов писательского союза… Писатели будут носить форму, и она будет разделяться по жанрам. Примерно: красный кант – для прозы, синий – для поэзии, а черный – для критиков. И значки ввести: для прозы – чернильницу, для поэзии – лиру, а для критики небольшую дубинку. Идет по улице критик с четырьмя дубинами в петлице, и все писатели на улице становятся во фронт…»
Не знаю, понравилась ли Горькому эта шутка, однако выступление Кольцова против излишнего формализма в деятельности писательского союза наверняка противоречило мнению ЦК. Но до поры до времени автору почти полутора тысяч фельетонов прощали и такие шуточки.