Дымов Осип
Писатели
Осип Дымов
Писатели
1. Драматург.
Летом все отдыхают: барин, чиновник, кассир и депутат.
Работает один только драматург. Он готовит пьесу.
Это очень сложный и очень нелегкий труд. Легко написать пьесу, не трудно ханже написать хорошую пьесу -- случаи бывали.
Но страшно трудно написать пьесу, которая будет поставлена.
И уж прямо не возможно -- такую, которая даст ряд сборов. Драматург это знает, но пишет. Кряхтит, но пишет. Обливается потом, но пишет.
Впрочем, вы думаете это он сел писать пьесу? Нет! До пьесы еще далеко.
Он пишет письмо г-же Эн, примадонне театра. Он просит, то есть, он осмеливается просить, то есть, он осмеливается сметь просить принять его завтра в любое время дня и ночи.
Но, подумав, он "ночи" вычеркивает.
На утро драматург одевает сюртук и галстук -- тот самый галстук, который был на нем в день первой репетиции -- помните? -- и едет к г-же Эн.
Г-жа Эн не в духе. Ах, холера! Ах, жара! Ах, к чему столько страданий на свете! К чему Клемансо громил Порт-Артур. Или это не Клемансо? Ну Стессель. Все равно. Все умрем. Смерть. Кладбище. Розы. Молодость. Любовь. Неправда, оставьте мою руку.
Но драматург не оставляет. Он говорит, что сейчас ломается современная душа и новая актриса должна воплотить этот излом. Конечно, смерть -- это верно. Но, между прочим, какую бы она хотела роль на случай, если бы как-нибудь, неожиданно, между прочим, мимоходом муза посетила бы его, драматурга, убогое жилище?
Ах, роль? Но стоит ли? Кладбище, Стессель. Раны. Клемансо. Холера. Но если бы это случилось -- насчет музы, то есть, то она нетребовательна. Она играет все. Она не возвращает ролей, как длинная Соня г-жа Энен. Бездарность! У нее было восемь отцов и три матери, а теперь вставные зубы. Честное слово, у нее вставные зубы. На ночь она их опускает в банку с керосином. Одним словом роль должна быть такая: длинная, эффектная, монолог в конце первого акта, монолог в конце второго акта, монолог в конце третьего акта, в конце четвертого, в конце пятого, шестого, седьм... что? Только пять актов? Ну, пусть пять. Декольте до восьмого ряда, -- что? Нет, это не низко: еще остается. Далее самоубийство, убийство, два любовника, в том числе один инженер и... ну, и еще что-нибудь, что придется. Это уж не ее дело. Она не может заказывать ролей. Она этим никогда не занимается. Может быть, кто другая, которую боятся целовать мужчины, потому что их потом примут за приказчиков керосиновых магазинов.
Драматург оправляет галстук, тот самый -- помните? -- целует руку г-же Эн и едет к длинной Соне.
Длинная Соня -- это псевдоним, настоящ. фамилия ее -- г-жа, Энен. Она полулежит на кушетке и лицо ее насмешливо. Это тот галстук? Да? Она помнит. Она все помнит, если речь идет о человеке, человеке, который... Ах, любовь! Кто только ее изобрел? Вселенная, Кант и электричество... Да, конечно, но отчего не пользоваться жизнью? Если имеешь скверный желудок, как другие, то это конечно, трудно. Другие -- ну те, которые должны выпрашивать роли и мечтать о монологах. Как будто может порядочная пьеса состоять из одних монологов. Ведь, это немыслимо -- не так ли? Диалог гораздо интереснее, живее, занимательнее. Если ее бы спросили: что ты хочешь, она бы ответила: диалог. Диалог в конце первого акта, в конце второго, третьего, четвертого, пятого, шест... ах, да, только пять актов. Ну, что еще? Одну сцену отравления или изнасилования -- это всегда оживляет диалог, это вносит -- как бы выразиться -- ну, стиль и чувство эпохи. Затем, желательно, чтобы в пьесе была только одна женская роль. Не потому, чтобы она боялась соперничества -- ха-ха! Это смешно, но просто потому, что разбивается внимание. Зато можно более мужских ролей. Скажем даже так: взамен каждой вычеркнутой женской роли можно написать две мужские. Впрочем, это не ее дело. Она не может заказывать ролей. Она этим никогда не занимается. Может быть, кто другая, которая...
Драматург раскланивается и едет к директору театра. Директор театра сначала говорит, что его нет дома, но потом, узнав, что не за авансом, соглашается, что он дома.
Начинается обсуждение будущей пьесы.
-- Голубчик, -- говорит директор, -- конечно, я не вмешиваюсь, но не пишите вы ничего о политике.
-- Не о политике, -- отмечает у себя драматург.
-- Политика надоела. Не касайтесь также гомосексуальности -- это старо.
-- Гомосексуальность -- отмечает драматург.
-- Исключите также еврейский вопрос.
-- Еврейский вопрос.
-- Забудьте совершенно об армии и флоте.