ских эпизодов он верит, что и остальное — тоже правда. Другая причина в том, что я просто не знал, как лучше подойти к главной для меня проблеме, действительно к главной проблеме тех лет—это концентрационные лагеря; она, по-моему, главная для понимания нашей страны и ее людей в то время.
В. Сказанное вами об автобиографичности, которая завоевывает читательское доверие, подтверждает мнение, что вы— традиционный писатель...
О. Да, конечно, автобиографичность—один из возможных вариантов старой техники. Я не вижу тут ничего нового, но зсе-таки думаю, что внес в нее кое-какие дополнительные измерения. Первые две главы—это довольно точное описание пережитого. Но и они не лишены вымысла: читательские письма в «Макгроу Хилл», я их выдумал.
В. Значит, когда вы представляете Софи через ее собственный рассказ, вы используете тот же композиционный прием, как и в романе «Подожги этот дом». Я имею в виду эпизод, когда они отправились на рыбную ловлю.
О. Не совсем. В том месте, где Софи впервые появляется в романе, идет ее сравнительно небольшой рассказ, она говорит о своей юности. Я писал этот отрывок, чтобы показать ее так, как Ойа сама воспринимала себя, и создать атмосферу достоверности. Она откровенничает с рассказчиком, а это значит, что читатель поверит мне, когда я перехожу к повествованию от третьего лица и описываю, что происходило с ней потом. То же самое было в «Доме», и мне кажется, этот прием сработал, по крайней мере на чисто техническом уровне. Читатель уже убежден, что Кэсс мог все рассказать Питеру, и когда Питер начинает затем описывать события с точки зрения Кэсса, то ему веришь, ведь читатель чувствует, что именно это Кэсс и говорил Питеру.
В. Так же, как Конрад поступил с Марлоу в «Сердце тьмы»?
О. Да, это довольно старый прием. Он есть у Конрада, мы не сомневаемся в его правомерности, и я не сомневаюсь. Сейчас я стараюсь сделать то же самое в новом романе, но только более компактно, чем в «Доме».
В. Ваши произведения пронизаны довольно пессимистическим взглядом на человечество, но вот Роберт Моррис утверждает, что даже в самых мрачных местах слышны отзвуки комического. Ничего не скажешь, «Обольщение Лесли» — очень смешная вещь. Есть ли в «Софи делает выбор» и другие комические места?
О. В самой первой главе Стинго рассказывает, как он запускал воздушные шарики из окна здания «Макгроу Хилл».
В. Я где-то читала, что речь идет о бумажных самолетиках.
О. Может быть, не помню, иногда все так путается. . Я долго колебался, не будут ли такие эпизоды выпадать из общего стиля книги* но потом решил дать их, как и рассказ о Лесли. Он вполне соответствует образу Стинго, тому впечатлению, которое он производит с самого начала, а оно Смешное, правда? В некоторых местах юмор преобладает. Но в общем, меня это не особенно волнует, я уверен, что эпизод с Лесли — самостоятельный кусок в книге.
В. Вы как-то говорили мне, что между двумя женщинами есть сходство. Например, Лесли — правда, она еврейка—говорит, как Софи. Хотя сама Софи часто выражается очень неприлично, ведь она так привыкла. В книге вы явно не раз сравниваете эти два типа женщин.
О. Стинго-то, можно сказать, совсем невинен. У него по-настоящему не было женщины. В то время это было обычное явление, двадцатилетние, а то и постарше, вовсе и не жили. Он витает в воображаемом мире, где Софи, и Лесли, от которой он ничего не добьется, и умершая Мария Хант; она делается героиней его романа. Бедняга Стинго прямо-таки жертва, пленник подавленных желаний, потому что не встретил пока женщину. Он живет только фантастическими мечтами о трех девушках; Софи, Лесли и Мария Хант то и дело возникают в его воображении.
В. Вы относитесь к Стинго с сочувствием. В «Портрете художника в юности» Джойс высмеивает рассказчика. Будет ли в вашем романе сатира?
О. Пожалуй, без элемента сатиры эпизод с Лесли не «работал» бы вообще, а он в каком-то отношении «работает». Я не хотел, чтобы Стинго получился каким-то необыкновенным. Могу добавить, что его образ полностью вымышлен, соткан из множества впечатлений. Но в общем, то же самое случилось бы и с вами, если бы вы были молодым мужчиной и именно в то время.
В. Много писали и спорили о том, являетесь ли вы южным писателем. Стинго — определенно южанин, хотя вы себя .южным писателем не считаете. Может быть, вы просто хотите рассказать через Стинго свою собственную биографию?
О. Я пытаюсь, быть честным, когда говорю о своей биографии и своем отношении к Югу—каким бы оно ни было. Думаю, что в этом смысле я не сильно исказил истину. Я вырос на Юге и, следовательно, считаю себя южанином. Но еще в молодости я по собственному желанию переехал на Север и с тех пор живу здесь. Южанин-то южанин, но до известного предела. Я ассимилированный северянин с южными корнями, только и всего.