Отсюда еще один вывод: бесполезно давать читателю оплеуху, коль вы не можете показать ему саламандру. Если язычок вашего пламени не затрепещет от каких-то живых безымянных токов, никакие крики и встряски не заставят читателя удержать в
памяти вашу историю. Саламандра—вот тот высший смысл, ради которого стоит городить огород.
Умение привлечь внимание читателя броским зачином есть нечто большее, чем обыкновенное трюкачество. Тут речь о том, что рассказчику следует так долго обдумывать свой замысел, так тщательно шлифовать его, что тот станет как бы частью его самого; подобно тому как великий рисовальщик несколькими штрихами передает характерные черты лица или пейзажа, так и рассказчик может дать абрис своей новеллы в первом же абзаце, который станет ключом ко всему недосказанному.
Когда такой ключ дан, писателю остается только умножать успех. Впрочем, тут нужно иметь хорошую хватку, на секунду нельзя забывать о том, что ты хочешь сказать и почему об этом стоит рассказывать. Чтобы крепко держать нити замысла в своих руках, даже если речь идет о каком-нибудь крохотном рассказе, предварительно необходимо все хорошенько обдумать. В силу естественной ограниченности «малой формы», препятствующей правдивому воссозданию действительности за счет разработки характеров, новеллист тем более обязан как можно жизне-подобнее изложить саму интригу. Однажды известного французского кондитера, работавшего в Нью-Йорке, спросили, отчего шоколад у него, хотя и вкусный, не идет ни в какое сравнение с парижским. Кондитер ответил: «Да потому, что, не имея достаточно средств, мы не можем разработать технологию производства так же тщательно, как наши французские коллеги». Эти слова подтверждают и другие, столь же всем знакомые аналогии: чтобы изготовить самый простой на первый взгляд соус, надо хитроумно подобрать и смешать всевозможные ингредиенты; для изготовления внешне незатейливого платья требуется кропотливая работа модельера.
Драгоценное умение отбирать проходит сквозь фильтры терпеливого вынашивания замысла, что само по себе если и не дар, то, во всяком случае, одно из главных условий того, что писатель будет понят. Тут уже простительны и повторы, и подчеркнутая акцентировка—ведь чем короче рассказ, чем свободнее от деталей «поле действия», тем больше будет зависеть конечный эффект не только от того, чтб отобрали и чём пожертвовали, но и от самого порядка расположения важнейших элементов.
VI
Только глубокое знание предмета может оберечь автора коротких рассказов от еще одной опасности—соблазна набросать эскизно эпизод и удовлетвориться этим. Искус тем более велик, что некоторые критики, осуждая вязкий и тягучий стиль, проявляют склонность к переоценке стиля сжатого и скупого на слова. Так, новеллы Мериме нередко приводятся в качестве образца короткого рассказа, но ведь их скорее можно назвать торопливым изложением вкратце каких-то сравнительно длинных историй, нежели смелым отсечением всего лишнего после того, как вся соль эпизода умело извлечена. Легко писать короткими и резкими мазками, поступаясь при этом одним или несколькими измерениями; о подлинном достижении, судя по отдельным рассказам Флобера и Тургенева, Стивенсона и Мопассана, можно говорить только тогда, когда пространство мало, а воздух, наполняющий его, неисчерпаем.
Новеллы немецкого романтика Генриха фон Клейста также хвалят за чрезвычайную экономию материала, но, по-моему, их следует приводить в качестве грозного предупреждения от возможных потерь, поскольку в процессе откровенного нанизывания в них случаев один невероятнее другого если и практикуется какая-то экономия, то она заключается исключительно в том, чтобы ртказываться От всего обогащающего предмет, радующего глаз и чувства. Взять одну из новелл, «Маркизу О.» (бережливость доведена здесь до того, что героев мы узнаем по одним инициалам), ведь из нее мог бы выйти целый роман, не хуже гётевского «Избирательного сродства», однако, ограничив материал размерами короткого рассказа, автор сумел сохранить лишь скелет своего замысла.
Выражение «экономия материала» подразумевает совсем иную опасность, коей в равной степени подвержены и романист и новеллист. И тому и другому то и дело приходится напоминать об экономном использовании художественных средств в тех случаях, когда налицо- нагромождение случайных событий, второстепенных эпизодов, неправдоподобностей и всевозможных неувязок. Большинство начинающих писателей «впихивает» в свои сочинения материала, изобилующего перечисленным сором, едва ли не вдвое больше, чем те способны в себя вместить. Нежелание вникнуть достаточно глубоко в предмет исследования приводит к утверждению праздной привычки украшать ткань повествования затейливыми узорами. Однажды меня попросили прочесть рукопись, посвященную вечной теме раздоров между влюбленными. Герои жаждали примирения, их поведение и сама ситуация уже оправдывали необходимость примирительного разговора, но автору, новичку в литературе, позарез понадобилось найти дополнительный, как бы случайный предлог, чтобы соединить героев,—и тогда он отправил их прогуляться верхом, затем пустил лошадей бешеным галопом и предоставил молодому человеку возможность спасти жизнь юной леди. Вот вам грубый пример расхожей ошибки. Писатель снова и снова проходит мимо важного подтекста ситуации, не умея просто-напросто дать этому подтексту самому раскрыть все свои потенции, и знай себе рыщет вокруг да около в поисках оригинальных эффектов. Если бы он, 'задумав какой-то сюжет, позволил последнему медленно вызревать в голове, вместо того чтобы охотиться за сомнительными совпадениями различных обстоятельств, рассказ его в результате обладал бы приятным ароматом и вкусом, как всякий плод, выращенный под солнцем, в отличие от парниковых скороспелок.