Ещё в 59-м, в Семипалатинске, прочитал он надолго запавшую в сознание статью — «Из записок игрока», рассказывающую о нравах игорных домов Баден-Бадена, Гомбурга, Висбадена, Женевы, где порою в считанные минуты выигрываются и проигрываются целые состояния, где вчерашние нищие становятся миллионерами, а миллионеры — самоубийцами.
«В Висбадене, — читал он, — ещё очень недавно молодой человек, проигравший там всё своё состояние, в порыве отчаяния застрелился в игорной зале в виду многочисленной публики, столпившейся вокруг рулетки. Замечательно, что печальное событие это не прервало даже хода игры, и выкликавший нумера продолжал вертеть цилиндр с таким же хладнокровием, с каким приказал служителю вычистить зелёное поле стола, на который брызнул мозг из разможжённой головы игрока».
С тех пор Достоевский читал всё, что только было доступно ему об этом фантастическом мире игры с его любимцами и неудачниками, теоретиками и философами рулетки, с прожигателями состояний и умельцами, живущими недурно только за счёт небольших, но постоянных выигрышей.
В 62-м Достоевский не столько играл, сколько ещё и наблюдал за играющими, следил за выпадающими номерами, пытаясь если не осмыслить, то хоть угадать в общих чертах тайну выигрыша, отыскать хоть какую-то закономерность в этой цепи случайностей — не может быть, чтобы тонкость ума и чутьё человеческое не одолели грубость слепого случая, — убеждал он себя.
Конечно, не одна только дьявольская поэзия рулетки искушала его; тут усмехался и другой властный демон — миллион.
«О, не говорите о корысти. Корысть здесь на последнем месте, корысть — это десяток, ну сотня, несколько сот франков на роскошный обед, на любовницу, на что угодно, а миллион! — миллион — это идея… Корысть — это Краевский, литературный ростовщик и промышленник, хотя и накопил, пожалуй, не один миллион, но — годами грабя авторов, нещадно эксплуатируя мозг и талант сотрудников и писателей. Здесь, на рулетке, здесь, только представьте себе: мгновение — и вы одним махом, одним дерзким движением вырываете у судьбы то, на что тратят свои жизни порой целые поколения. Здесь — всё либо уж ничего… Нужно только решиться, позволить себе переступить через страх риска — и…
А с миллионами можно много сделать, и главное — свобода: от постоянной нужды писать из-за куска хлеба, вечной зависимости от кредиторов, ростовщиков, работодателей, потому что писать из-за денег невыносимо и физически и нравственно».
В произведениях Ф. М. Достоевского часто упоминается игра в карты, употребляется карточная терминология. В «Братьях Карамазовых» описана игра «поддельной» т. е. шулерской колодой. В романах «Подросток» и, особенно, «Игрок» подробно рассказано об игре в рулетку.
Евгений Витковский об отношении Достоевского к преферансу
В книге «Русский преферанс» опубликовано небольшое исследование Е. Витковского об отношении Достоевского к игре преферанс:
«Достоевский оказался чуть ли не единственным из русских писателей, удостоившим преферанс ненависти. В 1848 г. (15 ноября) писатель впервые посетил дом Панаевых, где Белинский играл в бесконечный преферанс; 1846 год — год выхода „Бедных людей“, первого произведения, принесшего великому писателю настоящую известность».
Панаева, которой Фёдор Михайлович без взаимности увлекался тогда, вспоминает о том времени:
Достоевский претендовал на Белинского за то, что тот играет в преферанс, а не говорит с ним о его «Бедных людях».
— «Как можно умному человеку просидеть даже десять минут за таким идиотским занятием, как карты! А он сидит по два и по три часа!» — говорил Достоевский с каким-то озлоблением. — «Право, ничем не отличишь общество чиновников от литераторов: то же тупоумное препровождение времени» (хотя есть сведения, что играть в банк Достоевский пробовал, но не увлёкся. — Е. В.).
Достоевского в полной мере постигло наказание, о котором вспоминает его дочь Л. Ф. Достоевская, припоминая известную пословицу «Кто не безумствовал в 20 лет, тот совершает безумства в 40». Именно во время второго заграничного путешествия Достоевского (август — октябрь 1863 г.) им завладевает настоящая игорная страсть, так ярко отразившаяся в «Игроке». Осуждая вполне невинную карточную игру, пусть даже и коммерческую, сам Фёдор Михайлович превратился в азартного игрока: страстью его стала рулетка. В письме из Парижа к В. Д. Констант от 1 сентября (по новому стилю) 1863 г. Достоевский описывает игру в Висбадене: