Встал я и пошёл в костюмчик боевой переодеваться. А Плёткина зачем-то в руку толстомордому пирожок свой с маком вставила и герань приволокла. Что там дальше у них было, я не видел. Я в это время выдвинулся своим ходом в открытый космос, пока инфослед от последней передачи с пиратской базы не остыл.
Очень разозлился я. А когда я злюсь, то очень опасен. Берегитесь, черти флибустьерские, к вам Вася-МозгоВарщИк с Уралмашзавода приближается, и чую, разговор у нас с вами серьёзный состоится.
Как же база пиратская похожа на Луну, что вокруг старой Земли вращается. Аж сердце защемило. И кратеры так же искусно выведены, будто в полнолуние лицо на вас смотрит.
Подлетел я к базе-Луне с теневой стороны, экранируясь под метеор, и в реголит забурился. Лунный грунт здесь прямо как родной и по составу. И понял я, что это не простые пираты-всё-что-плохо-лежит-хваты, у таких бы недостало средств на строительство в открытом космосе почти настоящей Луны, причём в её первозданном виде, как до первой волны человеческого заселения.
Такую необитаемую Луну я по старому кино помню. Моя первая военная учебка как раз на Луне была. Собирали нас, новобранцев, кто только в армию пришёл и ещё мамкины пирожки не переварил, в большом зале и начинали фильмы крутить про Луну да про любовь. Запахами, что в воздухе тогда витали, можно было наполнить столитровую бутыль с духами под кодовым названием «Хочу всё, что движется».
Выходили мы, первогодки, после этого кино. Мальчики налево, а девочки направо. И спать. Но только фонари в казарме выключались, тихо выползали из-под казённых одеял и мчались к девчонкам.
Была там на Луне одна зазноба у меня. Василиной звали, а я коротко звал её Лина. Любовь мы с ней крутили, по Луне бегали-обнимались, целовались при свете Земли. И татуировки одинаковые. Руку левую мне на войне оторвало вместе с той памятной татуировкой.
Лежу я в засаде возле базы пиратской в лунном грунте, и вижу – попадало вокруг меня полтора десятка «метеоров». Это были наши бойцы, что на яхте со мной прилетели, в маскировочных скафандрах типа «Метеор». «Метеор» – это такой скафандр, который мы в нашем КНУ изобрели и в тепличках вырастили. Простой человек, одетый в наш скафандр, обретает силу и разрушительную мощь невероятной силы. Я сам однажды видел, как старуха Плёткина упакованная в «Метеор», распылила два полка вражеских сил за одну минуту, и только синенький платочек у неё на голове слегка съехал набок.
– Васька, мы тут с моей геранью похотливой у толстомордого такое выведали, – Плёткина из своего «Метеора» вышла со мной на голосовую связь по закрытому каналу, – держись в грунте крепче, а то упадёшь.
– Чует моё сердце, что предали нас в «Новой России», а Гришка-прапорщик казачком засланным оказался. От террористов каких-нибудь, что ненавидят всё живое и хорошее, и вот насчёт этих террористов предчувствие у меня имеется как раз нехорошее. Вот всё же Гришка молодец. В открытый доступ все наши инновационные наработки слил и дурачком прикинулся. А нам в КНУ даже в голову не пришло, что такое может парень свой сотворить.
– Царствие небесное Гришке, – глухо откликнулся из своего укрытия Петрович, а в канале Плёткиной что-то слезливо захлюпало, – оказалось, что полгода назад пираты убили его, а к нам в КНУ подослали гниду какую-то в его обличии. Сейчас глава этого гада самолично в КНУ допрашивает.
Всё ты верно понял, Вася, я тебе наш план атаки на базу в чип напрямую записываю, смотри да запоминай. Ты в замыкающих идёшь.
– Петрович, а «Хрен»? – осторожно спросил я.
– «Хрен» с нами, – Петрович зареготал, как жеребец стоялый, – он на орбите уже болтается распакованный. Ежели я сигнал условный на яхту ребятам подам, то разнесут они эту «Луну» вместе с нами к хренам собачьим. Только облачко пыли останется.
Не дрейфь, Васька, прорвёмся.
Пока мы с Петровичем лясы точили, наши бойцы развернули в нужной точке оборудование, что с КНУ захватили мы с собой, так, на всякий случай. Случай случился. Пригодилось оборудование.
– Ура-а! За наш Новый Уралмаш! – заорал Петрович и провалился в дыру.
А затем лунотрясение мелкое случилось. Это бур наш новоуралмашевский в защиту пиратскую упёрся, а на него ещё сверху бойцы наши попадали вместе с Петровичем и Плёткиной. Хорошо хоть я не стал замыкающим прыгать. Всех бы передавил. Ну, не передавил, но помял бы хорошо.
Бур этот, кстати, Плёткина самолично в тепличке вырастила и всё хотела его словом неприличным назвать, так мы ей не дали. Обиделась она на нас. Назвали бур «Бурушка». Только слышу я, что старуха Плёткина «Бурушку» прежним именем кличет и умоляет защиту пробить, а иначе она к нему герань подсадит. Ох! Зря она так. Через минуту наш боевой отряд вломился в огромную дыру, продолбленную запуганным общением с геранью «Бурушкой».