Зина аккуратно взяла в руки пожелтевший от времени череп, внимательно его разглядывая.
— Катя, почему ты сделала такие выводы? — Спросила, наконец она, принимая из рук девушки чайную ложку.
— Цвет, фактура…
— Цвет костей зависит от среды, в которой они находились. А фактура действительно странная. Нет глянца.
Зина поднесла череп к уху и аккуратно постучала по черепу ложкой[3], прислушиваясь к звонкому, деревянному звуку.
— Ребята… — Она окинула взглядом своих студентов. — Откладывайте инструменты, аккуратно собирайте лагерь обратно, постарайтесь не натоптать еще сильнее. Мы уходим.
— Они действительно свежие? — У Люды стянуло кожу на голове от ужаса и отвращения.
— Не знаю. Им может быть год или пятьдесят лет, но точно – не древние. Как закончите – встретимся у Прасковьи Никитичны. Я пошла к участковому.
***
Дом участкового был в том же хуторе, что и дом Бабы Паши. Соседи, можно сказать.
Зина толкнула скрипучую калитку, сделанную из сетки, натянутой на сколоченный из досок каркас и вошла во двор.
Прошла по брусчатой дорожке мимо ухоженного, и по-мужски скупого сада, посередине которого, как памятник самому себе, на вытоптанной площадке стоял черный мотоцикл с коляской.
Это вселило в Зину надежду. Значит участковый на месте.
Уже на крыльце женщина услышала работающий в доме телевизор.
Она постучала маленькое низкое окошко, чтобы обозначить своё присутствие, и, не дожидаясь приглашения, вошла внутрь.
Участковый, высокий и поджарый мужчина, одетый по-домашнему в майку-алкоголичку и растянутые, с пузырями на коленях спортивные штаны с лампасами, лежал на диване.
Его пышные усы вздымались от мерного дыхания, а на глаза была натянута фуражка, видимо, чтобы свет не мешал хранителю порядка предаваться заслуженному полуденному сну.
Зина подошла к нему, и осторожно, пальцем толкнула в плече.
Участковый всхрапнул, и отмахнулся от нее сквозь сон.
— Здравствуйте! — Зина уже настойчивее потрусила его плече.
— Ааа?! — Он рывком встал, осовело вертя головой по сторонам. Фуражка слетела с его головы и покатилась по полу.— Вы кто?
— Зинаида Борисовна. Из экспедиции. Простите, не хотела вас пугать.
— Владимир Петрович. — Коротко представился он, прогоняя остатки сна. — Что вы хотели?
Зина позволила себе сесть рядом с ним на диван.
— Владимир Петрович, я хочу написать заявление и вызвать сюда наряд…
— Давайте без этого. — Уже окончательно проснулся, и поднял с пола фуражку. — Если хуторская шпана начала задирать ваших ребят – я сам с ними поговорю, по-отечески. Не портите ребятам жизнь.
— Мы вскрыли курган. И в нем обнаружили свежие останки. Детские. Не старше пяти лет.
— Сколько?
— Пока одни.
— И вы ради этого меня разбудили?
— А по-вашему этого мало?! — Зина потеряла самообладание от удивления. — Мы не стали копать дальше.
— Гражданочка. — Владимир подобрался, поняв, что ляпнул лишнего. — Ну, с чего вы взяли, что они свежие? Вы приехали раскапывать кости? Так раскапывайте.
У Зины дернулась бровь от возмущения.
— Вы меня слышите? Кости – свежие. У вас на участке убили ребенка, а возможно и не одного. Вы будете как-то на это реагировать?
— У вас здесь есть специальное оборудование, чтобы доказать, что останки свежие?
— Нет. Но есть ряд признаков…
— Ну, на нет – и суда нет. Что вы меня отвлекаете?
— Отвлекаю от чего?
— Это вас уже не касается. — Отрубил он. — Идите и делайте свою работу. Заполняйте бумажки, пишите диссертацию, или что вы там пишете…
— А вы, пожалуйста, делайте свою. Вызовите наряд, специалистов, пусть все проверят. Если я оказалась не права – нас с вами поблагодарят за бдительность и уедут.
— Вас, может, и поблагодарят, а вот мне потом пол года отписки им писать.
— Владимир Петрович. — Зина глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. — Если вы сейчас не прореагируете, то вам и отписки писать больше не придется. Я, как только доберусь до города, сразу с вокзала пойду в прокуратуру, сама вызову наряд, а на вас напишу заявление за бездействие. Так что лучше уж вам немного потерпеть.
Максим собрал палатки, а девушки аккуратно сложили вещи и инструменты в сумки.
Он повернулся к кургану, чтобы окинуть его в последний раз взглядом, и убедиться, что ничего не забыл. И замер.
Прямо перед курганом, спиной к нему стояла та самая, вчерашняя девочка. Даже в том же самом старомодном цветастом платьице.