Потом мне выделили отдельную камеру – она была небольшого размера, но для Сэндлера – в самый раз.
Лунный свет, который поступал-таки через окно, позволял различать предметы, но само окно было таким мелким, что в него не пролез бы даже ребёнок.
Под окном из гнилых досок кое-как была собрана кровать, в которой нельзя было вытянуться даже маломерному Сэндлеру – ноги свешивались к каменному полу.
Солому на кровати, по-видимому, не меняли – она была смята до досок и воняла дерьмом. А рядом с кроватью стоял старый стол, на котором каждый сиделец считал своим долгом нацарапать своё доброе имя.
В углу у двери находилось ведро, куда заключённый мог справить нужду. Оно было ещё новым, но уже протекало.
Всю ночь я пролежал на кровати и думал, потому что спать, как вы, наверное, понимаете, не хотелось. Ведь ещё час назад я считал себя богатым человеком и имел чёткое намерение купить себе большой дом и слуг, а теперь моя судьба встала под большой вопрос.
Я подозревал, что мой арест как-то связан с теми тремя заговорщиками, которые просили у Сэндлера деньги. Денег я им не дал, но их заговор мог быть раскрыт, в конце концов. Тогда, вероятно, арестуют всех. В общем, я понимал, что на усиленное питание и прочие радости счастливой жизни мне рассчитывать не приходилось.
К утру, видимо, я всё же уснул, потому что меня разбудил истошный вопль.
А потом меня привели на допрос к пузатому чиновнику – он сидел за столом и что-то ел из глиняной тарелки – по-моему, фазана. В комнате стоял дурной запах, но толстяка это не смущало ни в малейшей степени – я слышал треск за его чудесными ушами.
Я встал напротив и ждал, пока толстый человек не насытился, наконец.
Чиновник доел, срыгнул и убрал тарелку в свой стол. Затем он достал какие-то бумаги, что-то в них прочитал и посмотрел на меня уже с интересом.
– Джон Сэндлер, Вы арестованы и обвиняетесь в государственной измене, – заключил он.
Кто-то за стеной начал орать, да с такой силой, что заглушал своим криком мои мысли – они сжались в комок и застряли где-то между ушами Сэндлера. Крики были истошными – они усиливали тяжесть тюремной атмосферы.
А толстяк улыбнулся.
– Вы – уважаемый человек, мистер Сэндлер. Вас многие знают и относятся к Вам с почтением, но раз попали в Ньюгейт – не взыщите. Тем более, что Вы – еврей. Сейчас Вы увидите, что случается с теми, кто не желает сотрудничать со следствием и вешает нам на уши лапшу. Но на моих ушах лапша не держится – соскальзывает. Поэтому советую говорить правду и только правду. Возможно, это Вам зачтётся. Правда, в другом мире.
Чиновник перекрестился, а я напрягся.
Толстяк встал на свои ноги, вызвал охранника и они вдвоём повели меня по оранжевому коридору. По холодным стенам стекала чистая вода, но тюрьма, тем не менее, воняла сыростью и гнилью.
Меня привели в большой красивый зал.
На деревянной конструкции, которая напоминала ложе, но с валиками, лежал человек. Он был привязан верёвками, но я узнал-таки в нём аббата Николсона.
– Полагаю, вы знакомы, – сказал толстый тюремщик.
Аббат с ужасом посмотрел на меня.
– Я вижу его впервые! – крикнул Николсон и тут же заплакал.
– Это аббат Николсон, – сказал я.
Аббат отвернулся – вероятно, стыдился своих слёз, а толстяк рассмеялся.
– Аббат. Хе-хе! Его имя Джим Даймонд. Актёришка из театра «Голубой Глобус». Его видела Ваша жена и опознала. Хорошо, что кто-то ещё ходит по театрам! Он, так же как и Вы, обвиняется в государственной измене.
– Я ни в чём не виноват! – завопил Даймонд-Николсон.
– Это покажет следствие, – сказал толстяк. – Что за идеи созрели в ваших тупых головах? А, Даймонд? Театральные людишки обычно трусливы! Что за заговор? Кто ещё входит в вашу преступную труппу?
– Я невиновен! – повторял лже-аббат.
– Тебя видели у Сэндлера. О чём вы говорили? Кто ещё там был?
– Мы пришли попросить немного денег, и только!
– Кто? Назови долбаные имена!
– Стоун и Кейдж.
– Мистер Сэндлер, они просили у Вас деньги?
Я был в затруднении и не знал что ответить доброму тюремщику, а времени на раздумья у меня, как вы понимаете, не было.
– Да, – сказал я.
Иначе я ответить не мог. Или-таки мог?
– А что за маскарад? Почему ты нарядился аббатом, Даймод? Не слышу!
– Так легче убедить еврея. Мы всегда так делали.
– Вы неоднократно просили у него деньги? Я правильно тебя понимаю?
– Да! Да! Да! Мы знали, что Сэндлер ненавидит короля. Мы представлялись важными людьми и просили деньги, чтобы свергнуть Его Величество. Но мы не замышляли ничего дурного! Это была игра! Спектакль! Понимаете?