Стоит посреди комнаты, размахивает сари, как знаменем, смеётся.
Я придумала! Володя! Я буду индейкой для вас! (Завернулась в сари, вертится возле зеркала). Здорово, правда? Вам не нравится, что я буду индейкой? Плевать. Я буду красным дождевым червяком для вас. Ну, будто новогодний утренник в детском саду, ага? А что? Так и есть, я червячок, я вовсе не прибедняюсь. Вот уж воистину, правильно сказано было моей сестрой про меня: высоко летала, курва, да низко села, блин. Буду индейкой. Я даже себе точку на лбу нарисую, смотрите!
Нарисовала помадой себе на лбу точку, ходит по комнате, машет сари, хохочет.
Буду индейкой. Я знаю, что надо сказать — «индианкой», но я хочу и буду индейкой. Кто я, Вова? Никто. По паспорту еврейка. Но я полукровка. Фамилия моя от папы «Гликман» — мы родились у мамы с папой в ссылке с сестрой, в казахских степях, он был польский еврей. Мама русская, папа сбежал или его освободили — не знаю, он на самом деле был Гликмановский. (Смеётся). Какая-то фамилия из какого-тоюмористического романа. Я его никогда в жизни даже и не видела, Гликмановского моего. У мамы была открытая форма туберкулёза и она сдала нас с сестрой в детдом. А может, у неё были другие причины сдать нас в детдом, ведь она после папы выходила замуж восемь, нет, девять раз. (Смеётся). Я в маму. Я тоже была… Сколько же раз я была замужем, Володечка? Не помню. Да вам-то что? В детдоме меня, Люсю Гликман, дети дразнили — вот ведь запомнила! — «Немка-Ленина-убила!». Злые дети.«Немка-Ленина-убила»! Какая связь? С Каплан, что ли? Но Каплан — это вовсе не Гликман, согласитесь? Я Ленина не убивала, а я Ленина любила всю жизнь! Да, милый мой, как и вы. И любить буду. И в гроб унесу свою любовь, а эти, нынешние — пусть как хотят, мне всё равно. Да, «Немка-Ленина-убила»! Но теперь я не Гликман, а Барабанова по фамилии… Дай Бог памяти, третьего, что ли, мужа, а?… (Хохочет). Не помню. Вот ведь зараза — не помню и всё. Правда. Не помню, клянусь!
Смеётся, ходит по квартире, размахивает сари.
Володя, ешьте. Только нельзя сметану брать ножом, вы знаете, да? Меня с детдома научили. Почему? Потому что корова доиться не будет, так говорили. (Пауза). Понятно, нет? Какая-то обобщённая, общая такая корова из магазина. Которая нам всем даёт молока, так вот, она — не будет доиться. Поэтому, пожалуйста, только ложкой. (Пауза). «Немка-Ленина-убила»… «Немка-Ленина-убила»… И вторая кликуха была у меня, Вова. «Пишмашка» меня звали всю жизнь. Пишущая машинка. Секретарша. Секретутка. За глаза никто не называл «Людмила Николаевна». Ни один. Я была при «батоне» собачкой в будке. Да вы сами батон, большой начальник. Были. Заметьте — были. И я хотела вам сегодня предложить… Да ладно, чего теперь-то… Батон, я вся ваша! Пишмашка. Немка-Ленина-убила. Все пигмеи бегали вокруг меня. Все ублажали. Таскали подарки. А теперь? Фиг теперь… Даже в очереди говорят: «Давай, бабка, скорее, бабка, вали отсюда!»
Вышла на балкон. Говорит негромко Мальчишке:
Эй, салабон? Немец-Ленина-убил, слышишь?! Пишмашка! Вали отсюда! (Пауза). Хочешь с нами за стол? Фигушки. Тебе — по губе, понял своей кумекалкой, шпингалет, кренделёк? Вот, блин, и катается, и катается. Не надоест тебе, а?
Молчит.
А ведь он похож на воронёнка, который ждёт, когда сдохнет тигрица и он начнёт выклёвывать ей глазки… Чёрный ангелочек такой… Сидит, дожидается смерти моей… Точно… Никого нет, пусто, ночь, луна светит, а он сидит на воротах, тварёныш, воронёнок поганый и хочет мне глаза, глаза, глаза, глаза выклевать… Надо его отогнать…
Кричит, сложив руки рупором.
Не дождёшься! Не дождёшься! Пошёл вон! Гликман-Барабанова будет жить! Не дождёшься!
Мальчишка качается на воротах, смотрит на старуху и смеётся, в носу ковыряет.
Она помолчала, быстро вошла в комнату, закрыла балкон, закрыла шторы.
Он сам улетит… Конечно… Посидит немного, поймёт, что мне не скоро умирать ещё и улетит… Конечно… Конечно…
Молчит, стоит спиной к балкону, слушает, как скрипят ворота во дворе.
Закрыла руками уши, включила проигрыватель, поставила пластинку. Пластинка заскрипела и выдала:
«Друзья, купите папиросы! Подходи, пехота и матросы! Подходите, не робейте, Сироту меня согрейте! Посмотрите, ноги мои босы! Подходите, покупайте! Сироту вы выручайте! Посмотрите, ноги мои босы!»