А она не отходит, хоть тресни!
Тут я изловчился, сзади кое-как дотянулся руками и ухватился за ветку, на которой висел. Еле-еле вскарабкался, сел. Ух, отлегло!.. А соскользнуть по стволу на землю для меня раз плюнуть. А Моржи как стояла, так и стоит, хвостом помахивает, как будто не понимает, что была на волосок от смерти.
Я остался целёхонек, только штаны разодрал. Но, как сказал папа, наука требует жертв. Он тогда работал над смолой Ф-40 и целыми днями не выходил из дома. А мама ему говорит: «Мы живём, как отшельники». Вот тогда-то он и сказал: «Наука требует жертв». И убедил маму. А вот чем мне её убедить, когда она увидит мои изодранные штаны?..
Лечу и вдруг зацепился штаниной за нижнюю ветку.
Пошёл я домой и думаю: теперь мои штаны относятся к просвечивающим предметам. Как-то раз на уроке тётя Пирошка вызывает Шани Саса и спрашивает, какие он знает просвечивающие предметы. А Шани и говорит: лестница, печная труба, дырявые штаны.
Дома я спрятал свой «просвечивающий предмет» подальше. Пока мама до него доберётся, я, может быть, стану известным человеком, и тогда меня не будут ругать…
Вот с каким трудом добыл я смолу.
Зато с мукой никакой муки не было — я её просто взял у мамы.
Сказал, что буду варить клейстер, и, в общем-то, не соврал, потому что сначала я на самом деле сварил клейстер, а потом уже смешал со смолой. А клейстер я делал и раньше и тоже у мамы просил муку.
Оставались одни каштаны. Летом их, правда, не бывает, но я уже знал, где их взять.
Есть у меня приятель, зовут его Кáрчи. Он наш сосед. В сентябре он пойдёт в первый класс, но он такой смышлёный и шустрый парнишка, что одно удовольствие с ним дружить. А Карчи гордится, что я с ним вожусь, и страшно меня любит, потому что я всегда чиню ему игрушки. Вот у этого малыша я каштанами и разжился. Осенью он их столько собрал, что спроси я хоть целую корзину, у него останется больше.
— Послушай, старик, — говорю я Карчи, — отвали корзинку каштанов. Мне они до зарезу нужны.
Карчи, душевный малый, рад был мне удружить.
— Бери сколько хочешь, Пишта, — сказал он.
И я взял.
Он помог мне отнести их домой, а я подарил ему своё самое лучшее цветное стекло — в него как посмотришь, всё кругом кажется светлым и солнечным даже в самый ненастный, пасмурный день. Карчи тут же один глаз сощурил, ко второму прижал стекло и уставился на дорогу. Потом, страшно довольный, ушёл. А я тоже был рад: наконец-то есть у меня всё необходимое для работы сырьё.
УДАЧА ИЛИ НЕУДАЧА!
Ну вот, смола в реакторе загустела, как говорят на заводе, достигла нужной консистенции. Наступает великий момент…
Я выключаю плитку, берусь за ручку и снимаю с плитки реактор. Мой лаборант Моржи следит за каждым моим движением — её, наверно, очень интересует опыт. Я выливаю загустевшую массу в противень, чтобы она остыла. В ту же минуту Моржи вырастает у противня — здорово она интересуется! — похаживает вокруг, виляет хвостом. И вдруг — цап! — лизнула… Лизнула с краю, где масса уже чуть-чуть остыла.
Ой, как невкусно!.. Моржи скроила такую гримасу, что даже мне стало кисло. Эх, Моржи, Моржи! Какой же из тебя лаборант! Так вот почему ты вертишься под ногами. Ты только притворялась, что интересуешься опытом, а на самом деле думала, что я варю тебе ужин! Значит, ты просто чревоугодница… Тебе бы только брюхо набить, а на науку наплевать… Ай-ай! Но больше этой массы не ешь.
И я поставил противень повыше, на балку.
Минут через пятнадцать смола уже не бурлила и не дымилась. Наступил самый интересный момент.
Снял я противень, смотрю — масса густая-густая, но сосновая смола почему-то не растворилась и держится маленькими крупинками. Ну и пусть. Наверно, так и надо.
Я взял щепку и набрал немножко клея. Потом мазнул по листу бумаги и прижал листок к стене. Он не упал. Приклеился!
Ладно. Но я ведь изобретал не бумажный, а древесный клей. Ну-ка, попробуем. Взял две щепки, намазал массой и склеил.
Держатся!..
Ура! Удача!
Считайте, что велосипед у меня в кармане. Правда, придётся чуть-чуть обождать, потому что на папином заводе премии выдают в конце месяца.
Но теперь уже можно смело рассказать про изобретение.
Я еле дождался, пока придёт папа.
Наконец он пришёл. Уселся на веранде с газетой, а я придвинул к нему противень со смолой и говорю:
— Как ты думаешь, папа, это что?
Папа долго смотрел на массу, потом понюхал, проткнул спичкой и таким неуверенным голосом говорит: