Знаете, что это было?!
Шапка! Шапка того негодяя, который украл транзистор!
Я ведь однажды её разглядел и хорошенько запомнил. Это была серая кепка в полоску с тремя масляными пятнами на рубль двадцать пять. Одно пятно, сзади, было с пятак; второе, сбоку, — в двадцать копеек; и третье, на макушке, — в железный рубль. И вот эта шапка у меня в руках. Значит, где-то поблизости он, шапкин хозяин. Молодчина-премолодчина Моржи! Всё-таки выследила! Замечательная собака и настоящий член ХВС! Не зря мы её учили. И выучили!
Эх, Моржи, умела бы ты говорить!
Но всё равно, хоть она и не говорит, ума у неё больше, чем у всех девчонок из класса Аги. За исключением Кати, конечно.
Моржи вцепилась зубами в мои полуботиночные шнурки и давай тянуть. Хочет вести на след.
Чего мне артачиться? Я пошёл.
Эй, Моржи, куда мы идём? В подвал? Разве вор в нашем подвале? Ты даже дверь скребёшь… Неужели он здесь?
Сердце у меня застучало чуть-чуть сильнее. Вхожу… Никого. А Моржи за мной и пошла скакать вокруг велосипеда — он у меня хранится в подвале.
Умница, Моржи! Значит, ты предлагаешь сесть на велосипед и ловить вора? Тогда забирайся в багажник — и в путь!
Мы выехали на улицу. Теперь куда?
Я повернул наугад руль вправо, но Моржи сердито заворчала и оскалила зубы. Тогда я повернул налево — Моржи довольно тявкнула и лизнула мне руку.
Ясно, направление правильное.
Но что будет дальше? Вдруг Моржи захочется что-нибудь сказать? Как я её пойму? Ладно, пока едем прямо, а если понадобится свернуть, Моржи наверняка подскажет. Тут я взял и назначил её своим адъютантом.
Кончилась городская окраина, а Моржи сидит и замечаний не делает. Значит, направление верное. Но вот мы доехали до развилки, и Моржи забеспокоилась. Я мигом сообразил, что надо свернуть. Свернул, и Моржи посмотрела на Меня так ласково, как будто сказала: «Умница у меня хозяин! Ему бы ещё капельку мозгов, и он мог бы быть настоящей собакой».
Едем мы, едем, уже одолели крутой подъём. Но что это с Моржи? Выскочила из корзины, подбежала к оврагу, замерла — и ни звука…
Я спрыгнул с велосипеда, подхожу тоже.
На другой стороне оврага, раскинув руки, спит-храпит тот негодяй.
Рядом в траве его туфли и велосипед. А на плече у негодяя ремешок, а на ремешке транзистор. А на транзисторе снизу мелкими буковками выжжено: «Лайош Дока».
Вот это повезло! Вот это здорово!
Спит малый так, что его, наверно, из пушки не разбудишь.
А мне что делать? Поскорее раскрыть перочинный нож, срезать с ремешка транзистор и проколоть велосипедные покрышки.
Нож в руках. Это отличный нож из блестящей нержавеющей стали. Под стать моему велосипеду. Мне подарил его дядя, когда я был у него в гостях. Это было три года назад, а ножик совсем как новый. Я дважды в неделю его точу, поэтому он острый как бритва, даже острее.
Ну, парень, теперь держись!
Я тихонько пробирался в овраг. Моржи следила за каждым моим движением, и хвост у неё от напряжения дрожал…
И вдруг я остановился, задумался.
Достойно ли порядочного человека вообще, а члена ХВС в особенности, выкрасть вещь? Слов нет, конечно, это транзистор Лали, и больше ничей. Лали купил для него детали, Лали ломал над ним голову, Лали его собрал и прославился на всю школу… Но если я потихоньку срежу транзистор, что скажет этот тип, когда проснётся? «А-а, — скажет он, — сразу видно, что эта шатия из трусливых. Трус на трусе. Они тоже крадут, когда люди спят, и выходит, они не лучше, чем я. Так что нечего мне стыдиться…»
Это одно. А второе: стоило ли тратить столько усилий, чтобы сперва купить, потом столько возиться, чтобы усовершенствовать велосипед? Стоило ли тратить время, чтобы сделать из Моржи ищейку, а потом обо всём забыть, взять перочинный нож и — фьюить! — одним махом срезать транзистор, пока малый спит?
— Нет, — говорю я себе и своему адъютанту, — такие дела нас не устраивают.
Срезал я с орешника длинный прут. Вытянул руку и давай водить прутом по ушам и носу противника. А он дрыхнет и думает, что это муха по нему гуляет. Раз смахнул, два смахнул, а у меня снова идея блеснула. Заострил я прут получше и давай щекотать его по голым пяткам.
Он вмиг проснулся и как стал хохотать! Ногами дрыгает, корчится, взвизгивает… И вдруг увидел меня. Смолк, а рот остался растянутым. Смотреть на его рожу было просто умора: губы от смеха ещё дёргаются, а глаза остановились, и в них ужас и злость. Сидит и, как говорится, ни проглотит, ни выплюнет.