— Скажи своё полное имя.
— Карелин Всеволод Петрович.
Записав под датой имя, я взяла черновик и стала аккуратно переписывать текст.
Через час текст был написан и, отложив в сторону ручку, я откинулась на спинку стула. Несмотря на то, что я просто писала, после такого я всегда чувствовала себя какой-то разбитой и обессилившей. Иногда мне казалось, что таким образом я расплачиваюсь за написание судеб, потому что всегда после этого несколько дней не могла ничего делать и вела себя апатично.
Посидев пару минут, я заставила себя подняться и, достав небольшой металлический поднос из кухонно шкафчика, вернулась к столу. Перечитав ещё раз текст, чтобы удостовериться в правильности написания, я положила его на поднос.
— Дай мне, пожалуйста, спички, — попросила я у Всеволода, потому что подняться сил уже не был.
Он принёс мне их и с интересом стал наблюдать за моими действиями. Я зажгла спичку и, взяв лист, подожгла его.
— Ты что делаешь? — он дёрнулся, пытаясь отобрать у меня горящий листок.
— Всеволод, так надо. Не мешай, — устало сказала я.
Дождавшись, пока бумага превратиться в пепел, я достала из ящичка стола амулет и начала осторожно засыпать внутрь пепел. Когда всё, до последней частички было внутри, я достала свечку и зажгла её. Добавив пару капель воска внутрь, и капнув каплю на маленькую пробку, я запечатала амулет, и протянула его Всеволоду.
— Возьми и держи его ближе к телу. Не отдавай его никому и девять лет не открывай.
— А что с ним делать через девять лет? — беря амулет в руку, спросил Всеволод.
— Что хочешь. Можешь выбросить, а можешь оставить на память обо мне, — ответила я.
Порвав на мелкие кусочки черновик, я выбросила его в мусорное ведро и, забрав ручку с пиалой со стола, поплелась в спальню.
В общем-то, раствор мне больше не нужен был, но я специально забрала его и спрятала в тумбу, чтобы потом попугать Всеволода и дать ему стимул для возвращения.
Бессильно рухнув на кровать, я укрылась одеялом и закрыла глаза.
— Тебе плохо? — заботливо спросила Всеволод, заходя в спальню.
— Просто без сил, — ответила я. — Это всегда так.
— Отдохни, — тихо сказал он и, поцеловав меня в лоб, поправил одеяло. — Хочешь, я приготовлю тебе чего-нибудь вкусненького? Драники любишь?
— Люблю, — прошептала я.
Всеволод вышел из спальни, а я вяло подумала: "Как же хорошо когда о тебе кто-то заботиться. И какая же я сволочь, что такое написала ему, но уже ничего не переделаешь. Ладно, он мне потом устроит порку ремнём и получит компенсацию за свои страдания. А на будущее пять раз подумает, прежде чем что-то мне сказать, боясь, что я и не такое могу потом ему прописать".
Повернувшись на бок, я обняла вторую подушку и тяжело вздохнула. "Впереди два дня вялости и полной апатии".
Глава 10
— Айрина, просыпайся. Уже восемь часов, — сквозь сон стал пробивать мягкий голос и я, открыв глаза, нехотя перевернулась на спину. Всеволод сидел на кровати и смотрел на меня. — Тебе сюда принести драники или на кухню выйдешь?
— На кухню, — ответила я и села на кровати.
Каждое движение давалось с трудом, и во всём теле была тяжесть, но я знала, что необходимо двигаться, иначе будет хуже.
— Что с тобой? Ты ледяная.
— После написания судьбы всегда так, — вяло ответила я, опуская ноги с кровати. — Наверное, расплата за вмешательство в судьбу. Чтобы что-либо переделать, надо приложить усилия, соответственно потратить свою энергию.
— Что надо делать, чтобы тебе стало легче?
— Ничего. Вернее, есть и спать, — ответила я и, встав с кровати, пошатнулась.
Всеволод взял меня под локоть и повёл на кухню. Усадив меня там за стол, он поставил передо мной тарелку с драниками и небольшое блюдце, а потом достал из холодильника сметану.
— Тебя может покормить? — участливо спросил он.
— Нет, сама уж как-нибудь, — ответила я, беря драник.
Макнув его в сметану, я откусила кусочек и с наслаждением стала его жевать. Корочка приятно хрустела на зубах, а вкус был изумительным.
— Если вдруг когда-либо разоришься, можешь смело открывать свой ресторан, — произнесла я, беря второй драник. — У тебя кулинарный талант.
— Ого! Вот это прогресс. Ты признала, что тебе хоть что-то во мне нравится? — он с улыбкой посмотрел на меня.
— Это бессовестная лесть, чтобы задобрить тебя, — ответила я по привычке, чтобы поддеть его, и чтобы он не раздувался от гордости. — Могу и правду сказать.