— Тебе придётся подождать, — в связи с закрытием библиотеки я как-то забыл о том, что хотел сделать, в том числе и об обещании. — Теперь, когда Курэй официально принадлежит мне, я свободен и у меня будет время на моё обещание. Так что это случится очень скоро.
— Правда?.. Поздравляю, Ваше Величество и новый глава Курэя!
Губы сами растягиваются в улыбке. Он сказал. Только сейчас мне становится приятно от осознания, что я сделал. Словно моя жизнь и успехи важны лишь для него. Из-за этого хочется совершить первую казнь. Неудачную.
Эти проклятые глаза...
— Король... а ты когда-нибудь любил? Я всегда думал, что мне неподвластны такие чувства, ведь я принадлежу миру. У тебя есть шанс научить меня. Говорят, если тебя любят, ты сам учишься любить в ответ. К слову, когда я тебе это говорил?..
Широ озадаченно хмурится и придаётся воспоминаниям. Я мысленно качаю головой.
О чём только думает этот ребёнок? Неудивительно, что он пытался понять, какие чувства ещё не испытывал.
— Весь твой вид говорит: «Я люблю всё на свете, почему же никто не любит меня?»
Возмущённо покраснев, писатель прожигает меня взглядом плавленого золота.
— Да... да ничего подобного! — с заминкой говорит он.
Я меняю тему.
— Разве тебя не любили в детстве?
Принц костей мрачнеет. Его эмоции сменяются настолько быстро, что мне приходит на ум слово «ассоциация». Его чувства связаны с образами и меняются в зависимости от слов, что я говорю.
— Нет... не уверен, что было что-то такое. Я был один. Кажется, постепенно вспоминаю дни, проведённые с демоном. Мы любовались сакурой, играли в снежки, купались в озере, он научил меня рисовать...
Замолчав, он неуверенно дёргает прядь волос с виска. Я всё-таки решаю сказать:
— Когда я впервые тебя встретил, ты говорил имена во сне. Как думаешь, могли ли это быть его имена? Я запомнил только два из них. Сакурама и Куроцу.
Удивлённо моргнув, писать вдруг смеётся. Тая ярко и звонко, словно бубенчик.
— Да, в самый раз для него. Угадай, которое я придумал?
— Второе.
— Как ты догадался!? — возмущённо фыркнув, парень вздыхает. — Я, правда, в нём не уверен. Я тогда ещё плохо разбирался в иероглифах. Кажется, я хотел соединить слова «чёрный» и «кость». Он принял имя, так что... не знаю даже, получилось или нет.
Нехорошее предчувствие пробегает по коже.
— Почему такое имя?..
Меня начинает раздражать разговор о демоне, а Широ, наоборот, воодушевляется и сжимает кулаки перед собой. Глаза сияют ярче золота.
— А ты не видел?! У него под накидкой чёрное костяное крыло. Когда он выпрямляет его, оно похоже на лезвие косы! Мне всегда нравилось его трогать. Возможно, отсюда и развилась моя любовь к костям! Я даже песенку про него придумал. Хочешь расскажу?
— Только попробуй...
— Я не очень хорошо её помню, так что где-то может не совпадать:
«Одиноко в пустом кладбище цветёт
Сакура ночного цвета.
И кость, острее чем коса, плетёт
Ей клетку без щелей для света.
Цветёт и плачет вишня цвета темноты,
И кость крылом её ласкает.
И нет конца для тишины,
Лишь лепестки могилы укрывают».
Подумав немного, Широ отстраняется, чтобы отвернуться. Я поправляю помятый воротник, радуясь, что догадался снять мантию. Ни в коем случае нельзя позволять ему плакать. Надеюсь, она не пропахнет его кровью. Многозначительно уставившись на бинт, удостоверяюсь, что пятна крови несвежие. Чернилами от него пахнет сильнее, чем ею.
— Знаешь... я впервые кому-то читаю стихи, — признаётся писатель, поясняя свою внезапную скромноть. — Меня это всегда пугало. И ещё такое чувство, что демона прокляли эти самые стихи. Помнишь его слова? Его прокляла сакура на кладбище.
— Совпадение, — заверяю его. — Просто ты умеешь смотреть в душу.
— Не умею. Ты ошибаешься... если бы умел... Я бы не боялся остаться один, возможно, протянул бы кому-то руку. Я не мог понять, что обо мне думают другие.
Стирая слёзы запачканным рукавом, писатель рассматривает его, словно лишь сейчас заметив. Пока пытаюсь понять его мысли, пропускаю сквозь пальцы длинную белую прядь и хмурюсь, никак не привыкая к столь странному цвету. Он всё-таки плачет.