Прислонив ладонь к губам, моя новая спутница склоняет голову к обнажённому плечу. Дав ей время на воспоминания, я прикрываю глаза.
Я часто забываю о своей особенности. Теперь понятно, почему она не стала меня убивать. Её инстинкт сразу определил, что это невозможно. Беспокоит другое. Почему она зашла в лес и убила тех людей, почему не прошла мимо?..
— Почему ты убила их, Шинки?
Спрашиваю помягче. Девушка долгое время не даёт ответа, и я прихожу к мысли, что она не может его найти, а значит, моя догадка верна. Она не из тех людей, кто ищет оправдание или причину. Скорее всего, окажись на моём месте кто-то другой, она убила бы и его тоже.
— Я слышала, что на восточных горах поселился дух, что сводит путников с ума и они все падают с одного и того же утёса. Никто не может пройти гору уже около двух лет.
Двух лет... дух...
Едва не пошатнувшись и глубоко вдохнув, тихо уточняю:
— Сколько жертв?
— Двенадцать. Туда запретили ходить. Я видела гору издалека, до неё не так уж и далеко. Около дня туда и обратно.
Криво улыбнувшись, качаю головой.
Видела? Серьёзно?
— Проводишь... меня?
— Да.
Похожий случай уже был. Так что уверен, это то что я ищу. В прошлый раз дух завёлся в колодце одной деревушки, затаскивая туда людей. Говорили, словно на дне было видно книгу, которая не тонула. Я не успел её забрать. Путешествующий священник сжёг её. Жертв было тридцать человек, включая самого священника. Его утянула скверна.
Молча направившись к восточным горам, я всю дорогу ни о чём не спрашиваю и ничего не говорю. Девушка так же молчит, а я не уверен, хочется ли ей так или она просто проявляет заботу и не беспокоит меня. Я не могу освободиться от тяжести в груди.
Не хочу, чтобы люди умирали по моей вине.
История 4.5
За самоистязанием я не замечаю, как настаёт ночь. Лишь когда Шинки предлагает переночевать, осознаю, сколько прошло времени и сколько пройдёт до того, как смогу вернуться и успокоить своё сердце.
Лес ещё не кончился, а шум водопада начинает преследовать нас. Надеюсь, остальной путь пройдёт спокойно.
Девушка почти мгновенно засыпает на моих коленях. Я же не могу уснуть и всю ночь провожу за книгами и воспоминаниями. В итоге, лишь к утру понимаю, какая из потерянных книг могла сотворить такое. Это упрощает дальнейший процесс.
По крайней мере, я рассчитываю на то, что знания помогут... Поймать осквернённую книгу не так уж и просто. Тем более теперь, когда я ответственен не только за свою жизнь.
Обогнув город, мы добираемся до места к вечеру. В лучах заката горы выглядят более высокими и величественными. Пройдя по тропинке, мы сразу натыкаемся на духа.
Точнее, таковым он не является вовсе.
Чёрно-фиолетовый дым — воплощение скверны.
Не знаю по какой причине подобное происходит лишь с книгами, вышедшими из-под моего пера. Возможно, я вкладываю в них часть себя, куда большую и искреннюю, чем кто-либо. Ведь по-настоящему люблю каждую из своих книг. Когда такое случается, не могу заставить себя сжечь их. Сердце болит невыносимо. Я ведь ничего не могу сделать, не знаю, как помочь им стать прежними.
Скверна, попавшая в книгу, захватывает её часть и высвобождает в этот мир.
А всё, что я могу... запечатать книгу вместе со скверной...
— Шинки... идти в город и расскажи всем, что они могут больше не бояться и спокойно пересекать гору. И ещё поспрашивай, нет ли слухов или похожих событий неподалёку.
Девушка молча исполняет просьбу. Она ни о чём не спрашивает. И я благодарен ей за это, как ни за что иное не смог бы. Не в силах посмотреть ей вслед, печально улыбаюсь. В моём присутствии скверна ведёт себя более-менее спокойно. Каждая книга любит своего создателя в той же мере, что и он сам любит её. Книга сопротивляется скверне. Слабенькой, и всё же способной убить.
Я не такой... не могу сопротивляться чувствам...
Прикусив губу, чувствую, как по щекам текут слёзы. Руки дрожат и дышать больно от одного лишь комочка скверны, а может, от боли в груди.
Это моя вина... моя вина...
Сжав руки и зажмурившись, дышу через силу. Резкий горький запах въедается в лёгкие, дурманит. Темнота сгущается, желая поймать в корявые уродливые лапы, покрытые письменами. Незнакомыми, искорёженными. Открыв глаза и взглянув на зависшую перед моим лицом книгу, плавящуюся от скверны, заставляю себя улыбнуться сквозь слёзы. Губы дрожат и удерживать улыбку нелегко. Когда скверна касается тебя, это очень больно, словно прожигается кожа, а на деле разъедается душа. Моя и так вся в клочьях, словно паутина. Однако слышать плач отравленной книги гораздо больнее.