Выбрать главу

Я ЛЮБЛЮ ЕЕ...

В молодости я многим интересовался. Театром, художеством, литературой, путешествиями, в общем, многим, если не всем. А теперь интересуюсь только Родиной. Во  многих чужестранных краях и весях я побывал, во многих, дай Бог, еще побываю, но только не в тех, в которых был - они мне уже не интересны, ибо соответствующие гвоздики в мою карту путешествий уже вбиты.  Почему мне интересна лишь моя Родина? Да потому что я всех в ней понимаю. Равных, неравных, больших и маленьких, воров и честных, несчастных и счастливых, хулиганов и степенных, всех понимаю. Потому что на Родине я понимаю любой мгновенный промельк речи, любую интонацию и мимику, могу определить, что этот хороший человек с Урала, а тот - с Кирова, могу понять, почему тут замусорено, а тут чисто. На Родине я безошибочно понимаю людей, понимаю, почему они, любя Родину, гадят на нее и мечтают уехать, чтоб скулить и гадить потом ностальгически по Инету. В общем, мне здесь, на Родине, лучше, потому что мне ближе не удобства, а люди, такие как я.

--------------------------------------------------------------------------

ЖИЗНЕННЫЙ СОК ИЗ РАССЫПАННЫХ ФОТО

В чердаках полно всякого хлама, выловленного паутиной лет, паутиной уверенно дожидающейся паука, который придет и высосет жизненный сок из рассыпанных фотографий, тайных тетрадей, связок писем и  развалившихся чемоданов.

В моем чердаке все живое из всего уже высосано, и мой паук, мечтает о вашем... Сколько там, наверное, поживы! Сколько чувств, сколько скелетов с вкуснейшим костным мозгом! Сколько несбывшегося и сбывшегося назло и к радости!

__________________________________________________________________________

МУЗИЛЬ

    Черт, нарвался опять на Роберта Музиля, на статью о нем. Он алкал экстаза, не в любви, но в сознательном единении личностей, которые все одинаковы, хотя один носит букли, а другой - космы. Меня это сознательное стремление к единению вплоть до отрицания самости, буравило с детства. С детства я воображал приложившихся к друг другу людей, множество людей, всей сущностью приложившихся, чтобы пробуравить, а потом и взорвать этот мир единством умственной работы, чтобы показать миру, что чудеса возможны, если не ждать от  них дивидендов, личной выгоды, но лишь одного - чтобы стало лучше, светлее, виднее, бескорыстнее.     Видимо, этот позыв универсален, впервые он очерчен в хождении Христа по миру, позже извращенном, и затем фиксируется во множестве произведений, да причем тут произведения, когда все - бескорыстно или корысто - делается для людей, недовольных сволочным развитием всех на свете ситуаций! Да к черту людей! Вот вы лично разве  не воображали себе случай, когда разные люди, объединившись светлыми частями душ, и радуясь этому, делают  великое светлое дело. Великое светлое дело, не обычное, типа уничтожения фашизма ценой 50 000 000 жизней, покорение СПИДа, убивающего наркоманов и людейсо сбившимся  сексуальным прицелом или просто подвернувшихся, а Общее дело, от которого всем в каком-то радиусе собственной Души  станет лучше. Вот скажите, разве вы не мечтали стать волшебником, который, временя, отправляет негодяев в нехорошие гостиницы с кровожадными клопами, а героям добывает джакузи с белокурыми девушками\мужчинами?

    Вы смеетесь, а я серьезно, я до сих пор воображаю соитие разных людей, устроенное богами, соитие, которое привлечет капитал в нашу личную страну, которое выдворит гадов, которое, объединит нас круче секса, которой, как не верти, всегда кончается... Да идите вы! От вас ждать нечего. А жду.

00000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000

САМОСТЬ

Он всегда был  на виду, им всегда интересовались. Девушки (женщины) сватались, юноши (мужчины) незаметно становились друзьями, старшие кивали: - Далеко пойдет.  Но то, чем он жил, о чем мечтал, к чему стремился, за что готов был положить голову, никого не интересовало. Только квадратные метры, весомость родителей, научная степень, зарплата и накопления. То есть то, что его никогда не  заботило. Он писал стихи, пересекал хребты, постигал науку, жизнь былинок и случайных мыслей - люди пожимали плечами. Зачем все это, если есть метры и зарплата, которые не нужно доказывать, потому что они просто есть? И что из этого вышло? Девушки, став его женами, скоро понимали, что он не форма (не метры, не степень, не деньги), но некое чуждое содержание, не способное жить в стойле будних дней. Юноши, став его друзьями и товарищами, постепенно приходили к выводу, что он, болтая и пьянствуя с ними, существует в каком-то другом туманном месте, для них недоступном или чуждом. Они, эти женщины и мужчины, всегда уходили. Их место  пытались занять другие. Он, рассматривая их, испытывал неловкость существования, смешанную с досадой. Ведь все они говорили, кричали, шептали, пели, "что нет любви". А она есть, знал он. Есть как средство от бедности или облысения.