– То ещё утречко, да?, – подбодрил он нового знакомого.
– Верно…, – ботан был удивлен доброте незнакомца. Никто никогда не обращал на него внимания. А ведь он всегда был рядом.
1 минута до звонка… Толпа толкалась, вертелась. Крики. Давка. Крысиные бега. 56 секунд… Коллеги ломились сквозь турникеты и охрану, прикладывая пропуска, будто отбивали чечетку, чтобы уже на этаже, приведя в порядок прическу и галстук, мирно собраться у кулера, по-христиански простив давку у турникета и подставив щеку тем, кто имеет право на доминирование в рамках офисной иерархии. Парень схватил папку и накрыл голову, чтобы его нечаянно не ударили локтем. Художник зажмурил глаза. Ещё немного – и можно будет дышать. 10 секунд… 9 секунд… 8… 7…
Неумеха исчез. Охранник, сочувственно кивающий им головой, тоже. Бумаги, цифры, золотые буквы LTD бесконечно падали вместе с художником, пока не приземлились в его рабочее кресло под оглушительный звонок. Опоздал.
– Пять минут! Пять минут каждый день это тридцать часов за год! За тридцать часов в год ты мог бы стать таким, как я, но нет, ты, ленивое ничтожное создание, которое никогда не…
Художник играл карандашом. Пустой лист бумаги на столе. Крики начальника доносились из трубки, будто сквозь воду. Он поднес трубку к уху. Крик стал громче.
– … если я тебя уволю, ты НИКОГДА не получишь больше работу! Ни в городе, ни в стране, да во всём мире НИ ОДНА КОМПАНИЯ не возьмет на работу такую бездарщину с таким идиотским ИМЕНЕМ, как у тебя, ты БОЛЬШЕ НЕ сможешь…
Он положил трубку на стол и продолжил играть с карандашом. Руки сами собой потянулись к белому листу. Писька. Художник захотел нарисовать член на весь лист, ведь ему платили за то, что он рисует, верно?
– Я ТЕБЕ ЗА ЧТО ПЛАЧУ?!, – ширинка начальника выросла прямо перед его лицом. Художник поднял глаза. Багрово-пунцово-сжиженное лицо руководителя с брылями по бокам (и даже на шее) нависло над ним, как в фильме The Wall легендарной группы. Художник запомнил, что у начальника тонкие неказистые ножки с коленями, повернутыми в другую сторону. Как у лошади. Надо будет нарисовать после… Начальник сорвал со стола лист с писькой и хлопнул стопкой бумаг об пустое место.
– Ты что, полдня провёл за рисованием члена?, – кричал начальник.
– Нет. Я слушал вас.
– Уже обед! Где логотип?!
– Какой логотип?, – художник потер переносицу. Он и правда не помнил, что за логотип он должен был нарисовать.
– Хлебобулочной пекарни! Мы вчера обсуждали, что к сегодняшнему…
– Пекарня и так хлебобулочная, можно не…
ГДЕ ЛОГОТИП
Я НЕ ЗНАЮ
– До конца рабочего дня, – босс постучал сухим и костлявым пальцем по стопке распечатанных бумаг. Почти мгновенно за ним захлопнулась дверь. Художник взял в руки стопку и понял, что начальник распечатал для него тестовое задание, что он видит впервые.
«Неужели нельзя было отправить по почте», – проворчал он. Встал с кресла, надел куртку и пошел обедать в столовую. Пусть оно как-то само. Через секунду он упал на кровать без сил. Рядом лежало женское тело в неоновых стрингах цвета #CEFF1D электрик лайм Крайола, но лица он не видел, только холёную спину. Он впервые за долгое время посмотрел на неё оценивающе. Она демонстративно спала. Художник приспустил трусы и стал мастурбировать. Он знал, что она слышала, и знал, что она ненавидела это. В холодильнике кисло Пискарёвское 2,5%.
Ложка с кофе звенела о чашку. «Бом-м-м», – играла ложка, как тибетская чаша, на его нервах. Художник открыл холодильник. Он достал оттуда бутылку шампанского. Понюхал. Дешевое. Вряд ли купила жена. Он отпил из бутылки, но закашлялся – в брюте плавали вчерашние окурки. Вернул бутылку на место. Место рядом с прокисшим молоком. Рыжий пацан вновь обернулся, когда художник курил на балконе. Помахал рукой. Художник спрятал глаза и потушил сигарету. Униформа, бейдж. Кислый пакет молока в раковине, чтобы увидела. Ключи. Коридор. Крик в спальню.
МОЛОКО Б****!
Он хлопнул дверью так, что петля отвалилась. В гранёный стакан с молоком упала куриная кость, окропив алый поднос.
– Вот м****, – рявкнул один из офисных, когда проходил мимо очкарика. В парня полетела ещё одна куриная кость. За соседним столиком сидели, осклабившись, коллеги из его отдела.
К ним подошел художник. Нагнулся, уставившись на того, кто кинул кость. Парень с рябым лицом сразу поутих. Художника считали странным, но побаивались из-за роста и молчания. Люди, что молчат, сильнее тех, кто много болтает. Художник молчал.