Неужели я состарился, думалось мне, — но нет. Я помолодел, состарились и отжили французы. Все, с кем я имел дело — кошэ,[42] гарсон, кассир у театра, носильщик — в большей или меньшей степени меня уже надули. Увы! Французы меня все больше разочаровывают.
Нежно обнимаю и целую — и благословляю тебя, Киру, Игоречка. О. Л. поклон, Н. Б. также.
Нежно любящий тебя
Костя
Гостиница скверная, спал хорошо. Сегодня куплю кое-что, потом поеду в Bois. Вечером для Стаховича посмотрю Huguenet 4.
287. M. П. Лилиной
Пятница
Июнь 1908
Париж
Дорогая, бесценная моя Маруся!
Пишу только несколько строчек. Ужасная жара. Тороплюсь на воздух. В Париже невозможно жить покойно. Вчера вышел — встретил Волошина (поэта). Потащил завтракать в Bouillon. Тащил в Бальмонту, но я не поехал. Как же не посмотреть театральную выставку 1. Поехал. Так себе. Посоветовали посмотреть вновь изобретенную машину для театра. Один небольшой ящик дает всевозможные звуки (до 60 штук). Топот лошадей, поезд, бурю и пр. Поехал к чорту на кулички. Машина в Гамбурге на выставке. Там нашел хромотропы для «Синей птицы» 2. Сегодня будут их показывать. Потом нужно привести себя на парижский лад для поездки к Метерлинку. Поехал по магазинам. Из России привез Метерлинку старинный ящик (как в «Царе Федоре»). Дорогой попортился, надо починить и наполнить конфетами. Так прошло до 7-ми часов. Полежал. В 7 поехал к Ledoyen. Ел. Оттуда для Стаховича в Athenee смотреть Huguenet. Хороший актер, но я видал лучших. Пьеса, которая здесь называется литературной, — просто коршевский водевиль.
Парижане большие актеры на маленькие вещи. Вечером, в 11 1/2, пошел домой. Спал хорошо.
Целую, обнимаю, благословляю тебя, детишек, остальным поклон. Нежно любящий
Костя
Завтра уезжаю к Метерлинку. Несколько дней писать не буду, так как сам не знаю, сколько там пробуду.
Твой Костя
288*. Жоржет Леблан
Июль 1908
Ваше хорошее и дружеское письмо вместе с гостеприимным приемом, которым Вы меня почтили в фантастически прекрасном Abbaye St.-Wandrille, меня искренно трогают. Тем труднее для меня не быть в состоянии исполнить Вашу просьбу 1.
Но, увы, для этого слишком много препятствий. Первое из них то, что я дрожу при одной мысли, представляя себя играющим по-французски в такой изумительной обстановке, которую Вы рисуете, в самом центре прекрасной Франции, перед французской публикой и, что самое страшное, — в присутствии самого Maurice Maeterlinck. Я не только буду смешон, но я просто не смогу выучить монологи, чтоб произносить их хотя бы по-ученически.
Вторая причина — мое лечение. Доктор нашел сильное переутомление и настаивает на продолжительном и строгом лечении. Сейчас я только что вернулся из Баденвейлера, где открывали памятник Чехову 2. Эта поездка сократила срок лечения, и теперь доктор еще неумолимее.
Третья причина та, что мы сами еще не знаем, куда поедем — быть может, к немецкому морю, быть может, на юг — около Biarritz'a.
От Вашей идеи я в полном восторге. Вы прекрасно выбрали пьесу и, как настоящий режиссер, ее мизансценировали. От души желаю Вам полного успеха. Не смею даже мечтать, что мне удастся хотя бы в качестве зрителя посмотреть этот единственный спектакль.
Еще раз благодарю Вас за доброе отношение. Надеюсь в Москве много и долго говорить с Вами об искусстве. Прошу передать Вашему мужу мое почтение. Получил ли он посланные ему книги Чехова? 3
Целую Вашу ручку и остаюсь сердечно и дружески Вам преданным.
289*. А. Ф. Люнье-По
Июль 1908
Мне переслали Ваше письмо из Москвы, я получил его только сегодня. Простите за происшедшую задержку, в которой я не виноват. Газетные слухи — неверны. «Синяя птица» еще не сыграна. Неизвестно еще, как она нам удастся, поэтому о поездке в Париж еще не было никаких предположений. Что касается других пьес, русского репертуара, то я не думаю, чтоб он мог заинтересовать парижскую публику, имеющую свои совершенно специальные требования. Ваша деятельность, которой я уже давно любуюсь, доказывает это.
От всей души желаю, чтоб Ваша энергия не остывала и, со свойственной Вам настойчивостью и силой, пробивала устаревшие и застывшие традиции. Что касается лично меня, то я всегда буду настаивать, в случае поездки в Париж, на Вашем содействии.
Желаю Вам успеха и энергии.
290*. Вл. И. Немировичу-Данченко
15/28 -908 — Гомбург
15 июля 1908
Дорогой Владимир Иванович!
Сегодня, 15 июля, день Вашего ангела. От души поздравляю Вас, дорогую Екатерину Николаевну, Мишу и Александра Александровича 1. Посылаем Вам телеграмму, но адреса правильного, не знаем. Пожалуй, не дойдет. Посылать телеграмму по тому же адресу, как и письмо, не решаюсь, так как нарочному придется платить. От души желаю Вам здоровья и энергии, которой пропитано Ваше письмо. Вы затеяли большое и важное дело. Дай бог довести его до конца. Для меня новый сезон начинается сегодня, так как это первое письмо к Вам. Поздравляю Вас с началом нового сезона. Дай бог провести его благополучно.
До сих пор я старался не думать о театре. Почему-то в этом году вся та часть нервной системы и мозга, которая больше всего работает для театральной жизни, небывало сильно утомилась. До сих пор я даже не приступал к монтировке «Ревизора», хотя знаю, что ее надо послать в Москву поскорее 2. Тем не менее я работал много. Писал свою книгу, которую, конечно, никогда не доведу до конца. Это писание необходимо для меня самого, чтобы разобраться в своем годовом опыте и уложить все по полочкам 3.
Путешествие наше интересно, но немного беспокойно. Не дают сидеть на месте. Визит к Метерлинку 4 и открытие памятника Чехову в Баденвейлере — два события, нарушившие покой. О Метерлинке позвольте рассказать при свидании. Теперь это заняло бы слишком много времени. Деловую часть поездки сообщу ниже.
О чеховских торжествах скажу в общих чертах. Все было трогательно, не пошло, торжественно. Словом, русские не оскандалились.
Памятник простой, но приличный 5. Место — изумительное. Отношение немцев — трогательное. Эйхлер 6 — мил и с достоинством. Публики было человек 500. 1) Молебен; 2) речь Эйхлера о Чехове; 3) длинная и скучноватая лекция А. Н. Веселовского; 4) бодрая, темпераментная фельетонная речь Боборыкина; 5) о ужас! пришлось говорить мне: сказал длинную речь и почему-то не остановился (без Ахалиной-то!!! 7); 6) возложение немецких и русских венков (около 8); 7) приезд представителя правительства; 8) речь Эйхлера на немецком языке; 9) ответ немца Эйхлеру; 10) общие поздравления; в 2 часа обед для русских гостей и немецких представителей (давал Эйхлер), тосты за государей, тосты за разных лиц, 11) чтение телеграммы от баденского герцога; 12) во время обеда концерт из русских композиторов («Не шей ты мне, матушка…», «Камаринская», «По улице мостовой»). Боборыкин был душой общества. Очень в духе, подпил и острил. В 4 часа показывались на кур-концерте (садовом) из [произведений] русских композиторов. Знакомства, приятные улыбки и пр. (так до 6 часов). Полчаса полежали. В 6 1/2 обед у Эйхлера — дома, частным образом. В 8 1/2 — концерт в честь Чехова. Участвовали — москвичи Аспергер (виолончель), Живаго (скрипка). Какой-то великолепный пианист из Америки. Чудесная певица, хоть и немка, пела Чайковского и Давыдова. Трио, дуэты, квартеты. Вторая часть — местная труппа играла по-немецки «Медведя» (в русских красных рубахах) — старательно, наивно. Мы с Ольгой Леонардовной поднесли им венок. Возложили венок и на памятник от Художественного театра.