Надеюсь, что ты останешься ночевать и тем сдержишь твое давнишнее обещание.
Твой Кокося
7* Н. К. Шлезингеру
1886 Москва
Милый Шлезингер!
Не в службу, а в дружбу прошу тебя сделать мне маленькое одолжение. Ты видишь людей, бываешь на бирже, гуляешь по городу, поэтому, вероятно, ты встретишь хотя одного человека, знакомого с семейством барона Корфа. Расспроси, что это за дом и порядочные ли это люди 1.
Дело в том, что у них в честь примирения дочерей с отцом устраивается спектакль, как кажется, с участием артистов Малого театра, так как барышня Корф служила там под фамилией Вронской.
Меня приглашают туда играть на самых выгодных условиях: «когда хочу и какую пьесу хочу». Это мне весьма странно, так как не может быть, чтоб мной так дорожили как актером 2.
Этот Корф живет у Старого Пимена, недалеко от дома H. С. Третьякова; от последнего я как-то слышал, что вблизи его есть дом, где сильно развита карточная игра. Уж не этот ли самый.
Прости, что я затрудняю своими просьбами.
Как только узнаешь, то напиши две строчки, так как я к воскресенью должен дать ответ.
Твой Коко
Дочери Корфа учились в консерватории.
8*. К. К. Альбрехту
1 мая 1887
Москва
Многоуважаемый Константин Карлович!
Если Вас может интересовать оперетка при плохом любительском исполнении, то нам было бы очень приятно видеть Вас и уважаемую Анну Леонтьевну у себя на спектакле завтра, 2 мая, в субботу, ровно в 9 часов. Идет «Микадо».
При письме прилагаю два входных билета.
С истинным почтением
К. Алексеев
9*. И. Н. Львову
13 июня 1887
Москва
Молодчинище!
Удивляюсь твоей памяти, целую и благодарю за поздравление, кроме того: так как мои письма не могут обойтись без извинений в задержке ответом, то и на этот раз я не могу изменить обыкновению и прошу простить за то, что долго не отвечал. Виною этому мой катар, который заставляет меня ежедневно таскаться на дачу, чтоб пить воды. Поездки и разные скопляющиеся дела отнимают столько времени, что не хватает часов в сутки. Остается махнуть на тебя рукой, так как, очевидно, нечего и ожидать, чтобы ты скоро решился почтить нас своим посещением. Москва надоела! Вот уж подлинно: «как волка ни корми — он все в лес бежит». И не совестно тебе было не приехать на пасху? Ты, должно быть, просто решился избегать всячески наших спектаклей; но на этот раз ты это сделал напрасно, так как, не хвастаясь, скажу, что спектакль был замечательно Удачен. Лучшее доказательство тому то, что нам пришлось повторять «Микадо» четыре раза, при битком набитой зале совершенно незнакомой публики. Мало того: после спектакля большинство просило позволения вторично приехать смотреть тот же спектакль; также много было и таких, которые не пропустили ни одного раза.
Все пения были по два и по три раза повторяемы, овации и подношения — нескончаемые. Подтверждение моих слов ты найдешь в газетах («Московский листок» No от 19 или 26 апреля), где какой-то чудак, без нашего позволения, пустил целую хвалебную статью 1.
Этого мало: были запросы еще после первого спектакля от «Русских ведомостей» и немецких газет, редакторы которых хотели поместить свой отзыв, но папаня не изъявил согласия. Однако, как ни весело было время спектакля, но оно утомило всех и в особенности меня. Мои нервы расходились, и я рад, что теперь могу отдыхать по вечерам и вести самый правильный образ жизни. Вот мои занятия: 1) утренняя прогулка после вод, 2) поездка в Москву и контора, 3) 1 час пения 2, 4) остальное время — чтение запоем и с небывалым наслаждением. В 12 час. я уже сплю. Молодчинище, приезжай! Мы все по тебе соскучились. Напиши, когда думаешь быть в Москве.
Кокося
Что у вас поделывает Мамонтовская опера, ухаживал ли за Роллой? Я рекомендовал баритону Малинину 3 обратиться к тебе, так как у него никого не было из знакомых в Харькове. Был ли он у тебя?
10*. Н. К. Шлезингеру
Ноябрь 1887
Москва
Николашка!
Не знаю, приехал ли ты или нет? Посылаю билет на наш спектакль в воскресенье, 15 ноября — ровно в 7 1/2 часов вечера в театре Мошнина 1. Рядом с тобой сидят Перевощиков и Е. В. Шидловская 2. Перед отъездом твоим я не мог приехать к тебе (это было в субботу), так как у меня была репетиция в кружке. На следующий день была свадьба Федотова в 2 часа, и я опять не успел заехать к тебе. О том, как ты успешно разыграл испанца с гитарой и шпагой, я слышал от Перевощикова и порадовался за тебя.
Твой Кокося
11*. С. М. Третьякову
20 января 1888
Москва
Милостивый государь Сергей Михайлович!
По непредвиденному обстоятельству мне сегодня не удастся быть в Консерватории на заседании дирекции 1.
Очень сожалея об этом, я прошу Вас простить мне мою сегодняшнюю манкировку и поверить уверениям моего глубокого к Вам уважения.
Всегда готовый к услугам
К. Алексеев
20 января 1888 г.
12*. Е. В. Алексеевой
Конец мая — начало июня 1888
Москва
Милая мамочка!
Прошло около трех недель, как вы оставили Москву, но она долго не утешалась, продолжая как бы грустить об уехавших коренных москвичах; по крайней мере такой невыразимо скучный вид приняла она с тех пор, не желая прекращать потоков слез проливного дождя. Было настолько холодно, что каждый бы, я уверен, с охотой надел теплое пальто, но молодые боялись прослыть неженками, старики боялись испугать лето. Откровенно говоря, мы с завистью подумывали о том, как вас греет теплый самарский луч солнца, как вас продувает прохладный ветерок, гуляющий по степям. Впрочем, не будем слишком плохого мнения о московском климате, который подарил нас в последние дни хорошей погодой. Жаль, если она не удержится. В общем, вы прекрасно сделали, что повезли Пашу в Самару, так как здесь он едва ли скоро бы поправился, теперь же пройдет месяц, другой, и он удивит всех своей переменой 1. Ты, верно, ждешь от меня каких-нибудь новостей, но, увы, таковых нет; все так однообразно, монотонно, что не знаешь, о чем и писать. Ты, конечно, не поверишь, что я, за редкими исключениями, сижу по вечерам дома, где провожу время самым нелепым, самым глупым образом, валяясь по диванам или разгуливая по пустынным комнатам. С нетерпением ждешь вечернего чая, чтобы дать волю языку с словоохотливой Елизаветой Ивановной 2, однако и это не всегда удается, так как старушка меняет свое настроение подобно хамелеону и либо грустит, либо плачет до слез, смотря по известиям из Самары. Чтобы сделать неописуемое удовольствие Елизавете Ивановне, я берусь за карты и начинаю раскладывать ее любимый пасьянс, гадая при этом на все могущие произойти случаи жизни, причем, если результат оказывается благополучным, она неподдельно, от души радуется и, наоборот, если пасьянс возвещает что-нибудь печальное, то она мешает противные карты и заставляет меня начинать сначала.
Обыкновенно гадание разрешается разными фокусами моего репертуара, которые нередко доходят до наивной простоты; так, например, недавно я взял одну карту, уверяя ее, что это целая колода. Она поверила и страшно изумилась, когда после слова «passe»[4] y меня в руках осталась та же карта. Меня не на шутку занимает показывание фокусов, так что я, от нечего делать, заранее раскладываю карты и разные предметы по углам столовой, чтобы во время вечернего чая воспользоваться наивностью старушки. «И вот моя семейная идиллия!!!» Лишь только пробьет 12 час, все расходятся, и в доме водворяется мрачная тишина, нарушаемая грозным треском полов наверху. Таинственная тишина пустого дома невольно навевает какое-то неприятное чувство, пожалуй, даже робость, так что малейший шум, заставляющий встрепенуться, — на самом деле [не] гипербола. Как раз мне пришлось недавно сделаться жертвой напрасного страха. Дело происходило в троицын день, когда папаша был в Любимовке. Приехав домой в первом часу ночи, я отправился в свой кабинет, погасив газ на парадной и не притворив вплотную дверь на лестницу. Засветив спичку, мне прежде всего бросилось в глаза, что ставни моей комнаты не заперты, тем не менее я не обратил на это большого внимания и уселся в раздумье: что мне делать? Ложиться ли мне спать или лучше взяться за книгу, чтобы почитать час, другой? Спать мне положительно не хотелось, и я почувствовал себя в духе учить роль Анания из драмы «Горькая судьбина», которую мне придется играть будущей зимой. Все располагало к выбранному мною занятию: тишина, ни одного людского уха кругом… Я принялся читать вслух ту сцену, где Ананий схватывает дубину, чтоб ею убить свою жену. Скоро я увлекся монологом и, вскочив, стал грозно расхаживать вокруг стула, который изображал мою благоверную. Я увлекся и, вероятно, громко орал и неистово жестикулировал, занося над спинкой стула обломок карандаша, который изображал тяжеловесную дубину.