- Я уже знаю, что с тетушкой; она боится, как бы вы не уехали.
У меня захватило дух.
- С чего это ей вздумалось?
- Ей кажется, вы скучаете. Оттого-то она и переменилась к вам.
- Что же, она решила меня развлекать?
- Она не хочет, чтобы вы уезжали. Она хочет, чтобы вы оставались у нас.
- Другими словами, чтобы я продолжал платить за квартиру, - откровенно предположил я.
Мисс Тину трудно было удивить откровенностью.
- Да, вы правы; чтобы мне больше осталось.
- Сколько же именно она хочет вам оставить? - спросил я, развеселившись. - Пусть бы она назвала сумму, и я соответственно рассчитал бы сроки своего пребывания.
- О, как можно! - воскликнула мисс Тина. - Вовсе я не хочу, чтобы вы себя подобным образом связывали.
- А если мне по собственным надобностям желательно задержаться здесь подольше?
- Тогда лучше поищите себе другую квартиру.
- А что на это скажет ваша тетушка?
- Ей это не понравится. По-моему, самое правильное будет, если вы откажетесь от этих своих надобностей и совсем уедете из Венеции.
- Дорогая мисс Тина, - сказал я. - Не так-то просто мне от них отказаться!
На это она ничего не ответила, но минуту спустя снова завела разговор:
- Я, кажется, знаю, какие такие ваши надобности.
- Ничего мудреного; ведь тогда в саду я почти напрямик сказал вам, что хотел бы заручиться вашей помощью.
- Помочь вам значило бы совершить вероломство по отношению к тетушке.
- Отчего же вероломство?
- Оттого, что она никогда не согласится на то, что вам нужно. Ее уже просили, ей уже писали об этом. Она и слышать не хочет.
- Значит, у нее есть что-то ценное! - так и подскочил я.
- Все у нее есть! - устало вздохнула мисс Тина, внезапно опечалившись.
От этих слов каждая жилка во мне взыграла - ведь они были бесценным свидетельством. Я был слишком взволнован, чтобы говорить, да и гондола уже приближалась к Пьяццетте. Сойдя на берег, я спросил у своей спутницы, что она предпочитает - пройтись вокруг площади или посидеть за столиком перед знаменитым кафе; она предоставила выбор мне, напомнив только, что у нас не так много времени. Я, однако, заверил ее, что времени с лихвой хватит и на то и на другое, и мы тронулись в длинный кружной путь под аркадами. От зрелища ярких магазинных витрин мисс Тина повеселела снова; она то и дело замедляла шаг или вовсе останавливалась, хвалила одни выставленные товары, неодобрительно отзывалась о других, спрашивала моего мнения, рассуждала о ценах. Я слушал ее рассеянно, давешние слова "Все у нее есть!" не шли у меня из головы. Но вот наконец мы подошли к кафе Флориана и, с трудом отыскав место за одним из столиков, расставленных прямо на площади, уселись. Вечер был дивный, весь город, казалось, высыпал наружу; сами стихии благоприятствовали возвращению мисс Тины в жизнь. Я видел, как глубоко она затронута, хоть и не говорит об этом, как нелегко ей справиться с обилием впечатлений. Она успела уже позабыть живую прелесть мира, и только сейчас ей открылось, как безжалостно обескровлены были ее лучшие годы. Это не вызвало в ней гнева, но легкая краска недоумения, смешанного с обидой, разлилась по ее лицу, с которого еще не сошла восхищенная улыбка. Она молчала, - должно быть, раздумывала о тех радостях жизни, что так легко ей могли достаться в удел, а теперь были бесповоротно утрачены; воспользовавшись паузой, я сказал:
- Верно ли я понял, что ваша тетушка, желая удержать меня в доме, решила время от времени допускать меня к себе?
- Она думает, изредка навещать ее будет для вас развлечением. Она готова пойти на эту уступку, лишь бы вы не уехали.
- А почему, собственно, она уверена, что ее общество представляет такой соблазн для меня?
- Не знаю, наверно, вам интересно, - простодушно отвечала мисс Тина. Вы сами так говорили.
- Точно, говорил; но вряд ли многие так считают.
- Я тоже думаю, иначе многие бы этого добивались.
- Но если ее хватило на такое соображение, - продолжал я, - то могло бы хватить и на другое: что сколь она ни интересна для меня сама по себе, должны быть какие-то особые причины, препятствующие мне поступить, как поступают другие - попросту махнуть на нее рукой. - Растерянный вид мисс Тины показывал, что она не уловила смысл этой довольно сложной фразы, поэтому я добавил:-Если вы не пересказывали ей того, о чем я вам говорил в саду, может быть, она сама догадалась?
- Не знаю - она вообще очень подозрительна.
- Не людское ли нескромное любопытство тому виной, не пытался ли кто-нибудь преследовать ее расспросами?
- Нет, нет, не в том дело, - сказала мисс Тина, с тревогой посмотрев на меня. - Сама не знаю, как объяснить; было одно происшествие в ее жизни, давным-давно - еще до того, как я родилась на свет.
- Происшествие? Что же это за происшествие такое? - спросил я так, будто мне и в голову не могло прийти, о чем речь.
- Тетушка мне никогда о нем не рассказывала. - И я не сомневался, что она говорит правду.
Ее крайняя искренность обезоруживала меня; я бы предпочел, в данных обстоятельствах, иметь дело с человеком менее чистосердечным.
- Не думаете ли вы, что тут есть какая-то связь с имеющимися у нее письмами Асперна?
- А ведь в самом деле! - воскликнула моя собеседница, словно даже обрадованная такой догадкой. - Правда, я ни одного из них не читала.
- Ни одного? Откуда же вы знаете, что в них содержится?
- Я и не знаю, - безмятежно отвечала мисс Тина. - Я ни разу но держала их в руках. Но видела, когда она их доставала из шкатулки.
- А часто она это делает?
- Теперь - нет. А раньше часто. Она очень любила перебирать их,
- Хоть там, возможно, есть кое-что компрометирующее?
- Компрометирующее? - Мисс Тина повторила это слово так, точно но очень ясно представляла его значение. Я почувствовал себя чуть ли не растлителем чистой души.
- Я хочу сказать - пробуждающее неприятные воспоминания.
- О, я уверена, что ничего неприятного там нет. - Ничего, что порочило бы ее репутацию?