С прозой — ничего: лежит. Лежит и целая большая книга стихов, после России, за два года. Много чего лежит, в Праге одно единственное из<дательст>во, и все хотят печататься. Предполагается целый ряд альманахов, в одном из них появится моя злополучная статья „Кедр“.[1248] У Волконского новая книга „Быт и бытие“, ряд мимолетных вечностей, вечных мимолетностей. Хорошая книга.[1249]
А помните Сережину — „Записки добровольца“? (Не читали, но я Вам о ней писала.) Огромная книга, сейчас переписывается, оттачивается. Есть издатель, удивитесь, когда узнаете кто, сейчас не скажу, — боюсь сглазить. Вы эту книгу будете любить, очень хотелось бы переслать ее Вам в Россию.
Когда собираетесь? Только что перечла Ваше письмо, думала — осенью, оказывается — весной. Когда — весной? Передам через Вас письма Пастернаку и Коганам, посмотрите обоих мальчиков, блоковского и пастернаковского, напишете мне. Мне очень важен срок Вашего отъезда, и вот почему: месяца три назад послала Пастернаку стихи: много, большая работа. Не дошли. В почту не верю, ибо за 2 года ни на одно свое письмо в Россию не получила ответа. Сейчас посылаю те же стихи Любовь Михайловне,[1250] с мольбой об оказии, верной, личной, п. ч. не только стихи, но письмо, очень важное, первое за год, ответ на его через нее полученное.
Невозможно же переписывать в третий раз!
Хорошо бы, если бы снеслись с Л<юбовью> М<ихайловной>. Она скоро уезжает из Берлина.
Стихов новых не посылаю, милый Гуль, п. ч. очень занята перепиской, но до Вашего отъезда непременно пришлю „Поэму горы“, написанную этой зимою. Хорошо бы „Мóлодец“ вышел до Вашего отъезда.
Гуль, дружу с эсерами, — с ними НЕ душно. Не преднамеренно — с эсерами, но так почему-то выходит: широк, любит стихи, значит эсер. Есть еще что-то в них от старого (1905 г.) героизма. Познакомилась с Керенским, — читал у нас два доклада.[1251] Вручила ему стихи свои к нему (<19>17 г.)[1252] и пастернаковские. Взволновался, дошло.
Мне он понравился: несомненность чистоты. Только жаль, жаль, жаль, что политик, а не скрипач. (NB! Играет на скрипке.)
С правыми у меня (как и у С<ережи» — холод. Тупость, непростительнейший из грехов! Сережа во главе студенч<еского> демокр<атического> союза IV — хороший союз, если, вообще, есть хорошие. Из 1-го безвозвратно ушел. Дружу еще с сыном Шингарева[1253] — есть такие святые дети. 29 л<ет>, с виду 18 л<ет>; — мальчик. Уединенный. Весь — в 4-ом измерении. Туберкулез. Сейчас в Давосе.
Да! Как вы думаете, купит ли Госиздат мою последнюю книгу стихов? Именно: купит, а не: возьмет. Меня там, два года назад, очень любили, больше, чем здесь. Но я, очевидно, не возобновив сов<етского> паспорта — эмигрантка? Как быть? Посоветуйте. Не хочется переписывать целой большой книги, да еще по-новому, на авось. И, вообще, корректно ли?
— Надоели деления!
В Госиздате (м<оско> вcком) у меня большой друг П. С. Коган, по крайней мере — тогда был (в Госиздате — и другом).
Конечно, эта книга для России, а не для заграницы, в России, объевшись фальшью идей, ловят каждое новое слово (звук), — особенно бессмысленные! Здесь еще роман с содержанием: не отчаялись в логике!
Стихи, Гуль, третье царство, вне добра и зла, так же далеки от церкви, как от науки. Стихи, Гуль, это последний соблазн земли (вообще — искусства!), ее прелестнейшая плоть. Посему, все мы, поэты, будем осуждены.
Пишите мне. Поэму Пастернака[1254] очень хочу, но — откуда? Скоро пришлю свою.
МЦ.
Пражский адр<ес> на обороте. Действенен до конца мая.
<Приписки на полях:>
— О чем Ваши новые книги? Названия? —
— Эсеры, это — Жиронда,[1255] Гуль, — а?
Прага. 6-го апр<еля> 1924 г.
Дорогой Гуль,
Вот письмо Пастернаку. Просьба о передаче лично, в руки, без свидетелей (женских), проще — без жены.
Иначе у П<астернака> жизнь будет испорчена на месяц, — зачем?
Если тот, кто поедет — настоящий человек, он поймет и без особого нажима. Некоторые вещи неприятно произносить.
Письмо — без единой строчки политики, — точно с того света.
На Ваше большое милое письмо, только что полученное, отвечу на днях.
МЦ.
Адр<ес> Пастернака:
Москва, Волхонка, 14, кв<артира> 9.
Тот знакомый (к<отор>ый поедет) м. б. просто назначит ему где-нибудь свидание?
Прага, 10 апр<еля> 1924 г.
Дорогой Гуль, Вы очень добры, спасибо. Письмо отсылайте почтой своему знакомому, если можно — заказным. Знакомому напишите, что нужно. Был у нас здесь Степун, — замечательное выступление.[1256] Хочет сделать меня критиком, я артачусь, ибо не критик, а апологист. Деньги за письмо (заказное) перешлю 15-го, тогда же напишу и стихи пришлю. Еще раз спасибо за доброту, Вы хороший друг.
МЦ.
Хороша — набережная?[1257]
Прага, 11-го апреля 1924 г.
Дорогой Гуль,
Просьба у меня к Вам следующая: переговорите с берлинским председателем Госиздата относительно моей новой книги стихов «Умыслы».[1258]
Книга зá два года (1922 г. — 1924 г.), — все, написанное за границей. Политического стихотворения ни одного.
Пусть он, в возможно скором времени, запросит московский Госиздат (там у меня друг — П. С. Коган и, если не сменен, благожелатель — цензор Мещеряков,[1259] взявший мою Царь-Девицу, не читая, по доверию к имени (к<оммуни>ст!). По отношению к Госиздату я чиста: продавая им перед отъездом «Царь-Девицу» и «Версты» (I), — оговорилась, что за границей перепечатаю. (Что и сделала, с «Царь-Девицей»).
Книга «Умыслы» здесь не только не запродана, но из всех составляющих ее стихов (большая книга!) навряд ли появилось в печати больше десяти.
Стало быть, могут рассчитывать и на заграничный рынок.
_______
Одновременно с ответом Госиздата пусть сообщит мне и условия: 1) гонорар 2) количество выпуск<аемых> экз<емпляров> 3) срок, на к<отор>ый покупается книга.
Деньги — мое условие — при сдаче рукописи, все целиком.
1248
С одним только пропуском: три хвалебные строки об Импер<атрице> Марии Федоровне (примеч. М. Цветаевой).
1251
Знакомство М. И. Цветаевой с А. Ф. Керенским состоялось во время его приезда в Прагу в середине февраля 1924 г. для выступления с докладом «Государство и народ в революции». В один из дней выступлений Керенского Цветаева преподнесла ему свой сборник «Психея» с дарственной надписью
1253
Шингарев Андрей Иванович — земский деятель, публицист, один из лидеров кадетов. Его сын — Шингарев В. А.
1255
Партия политических идеалистов в период Великой французской революции. Свое название получила от департамента Жиронда, депутаты от которого в законодательном собрании и положили ей начало.
1256
Степун Ф. А. выступал с лекцией о литературе в культурно-благотворительном обществе «Чешско-русская Еднота» в Праге.