…Второе (бытовое) — если хотите меня видеть у себя в Швейцарии в ноябре — я должна начинать это сейчас. Т. е. должна быть твердо уверена, что Вы осенью в Париж не приедете, ибо если Вы — осенью, я к Вам в Швейцарию (если всё будет хорошо) — весной, а то нелепо — всё сразу, а потом — никогда — ничего.
Думайте, решайте, но — решив — не перерешайте, ибо я перерешить — не смогу. Сборы — для таких вечеров — весьма громоздкие, всё на доброй воле нескольких чужих людей, а я дáром ничьей силы не трачу, т. е. даже если Вы в это время (неожиданно) окажетесь в Париже — поеду.
A Leysin или Schwendi или ещё что — мне все равно: т. е. равнó-желанно — лишь бы не оказался — Тироль — или Шварцвальд — куда мне ходу — нет.
Нý — думайте.
МЦ
10-го сентября 1936 г
Château d'Arcine,
— Я как раз думала над Вашей болезнью, выясняла её для себя, чтобы выяснить для Вас — но это не сразу, мне нужно <…> понять — отложим <и обратимся> к срочному: Вашим стихам.[1940] Первое и твердое <правило> никаких <кавычек> кроме < > слов — разве Вы не видите, что < невоз>можно одними знаками < > — разная — „сантиментальная ерунда“ не < > место < > не словесно, а по содержанию, то <…> „страдающего брата“ Вы берете только словес <… > младшего брата <…>: — начиная от Вениамина[1941]) — и брата — и <…> неудачна здесь только словесная ассоциация, и — мой друг — un petit effort[1942] — о <… > grand effort[1943] — стерпите, примите всерьез — и на себя, реабилитируйте — хотя бы ценой упрека Вас, поэта, в общем месте. (Стихи настолько серьёзны, что никому в голову не придет. Либо — какому-нибудь „ницшеанцу“, тогда это — патент на благородство. Реабилитации сущности путем взятия слова в кавычки быть не может. Наоборот: снимите кавычки. Тогда эта строка будет звучать как детский и смертный серьёз. И — поверяю на последнюю чистоту — еще одно: если все же боитесь, на себя — не берете, можете прибегнуть к другому типографическому знаку: разрядке. Глядите:
Мысли о младшем СТРАДАЮЩЕМ брате или:
Мысли о МЛАДШЕМ СТРАДАЮЩЕМ брате[1944]
— сразу остановка внимания, и обогащение смысла, и достоверность: Вы эти слова почему-то — подчеркиваете, т. е. произносите их не случайно: для Вас они (вопреки всему) значат. Так сразу снято подозрение в общем месте, и общее место — становится болевым, точным местом Вашей (нашей) боли. И такая чудная, в таком начертании, настойчивость: да, именно — младшем, и именно — страдающем, и именно — брате. Только еще не знаю: одно ли слово в разрядку, или оба, во всяком случае не брате.
Ведь разрядка есть указание — и даже приказàние — ударения. Проверьте вслух. (Я клонюсь к выделению страдания, т. е. к первому начертанию строки. Не забудьте: тут глаз и слух.)
<Приписки на полях:>
О разрядке: это самая скромная остановка внимания, то же самое что указать глазами.
А — чаще без разрядки, проще, мужественнее. Я бы — без: пусть думают — чтó хотят.
Второе: — никакого то есть, ради Бога! Вы просто — портите. 1) — мозговое, статейное, 2) неверно, ибо страдание и нищенская сума — не однозначущее: страдание без сумы и сума (mon cas[1945]) — бeз страдания. Вы этим стихи губите.
Третье: нельзя „свободу, равенство и братство“ — в кавычки, Любовь и Труд — вольно, это уж сплошной миниатюризм и микроскоп, и — простите — введение в большое человеческое — чего-то мелко-личного: автобиографического: для меня „свобода, равенство и братство“ — ничто, затó вот — Труд и Любовь… Но кому, в этих стихах, до Вас (данного) дело, эти стихи не Вы пишете — и не о себе — а главное не для себя: только — из себя. Кроме того, все перечисленные вещи — большие, и вce — тысячу тысяч раз повторены, это — родня, нельзя рознить семьи понятий, и — честное слово — никто Вас не поймет, а если поймет — то только через остановку внимания на Вашем личном (частном) случае — значит в полный ущерб стихам.
В мое бескорыстие Вы верите. У меня две корысти: сами стихи — Ваш правильный облик.
— Конечно, вечные, а не чистые. И очень рада, что мы с вами совпали. В ВЕЧНОСТИ шестидесятых годов — предельный вызов. Большего мы о них сказать не можем.
_______
О других стихах.
Первое[1946] — оставите как есть, в первой транскрипции. Т. е.: Но не каждый ведь скажет: — „Брось, — Не надейся“ — слепцу, калеке. (Если: скажешь — Вы вместо другого подставляете себя — и не выходит противопоставления.)
Третье:[1947]
…И даже сны… И даже (как старо!) —
Здесь вензель чертит и сейчас перо…
— я бы сделала:
…И даже сны… И даже (как старо!) —
Вот вензель чертит и сейчас перо…
— это непосредственнее, нечаяннее, невиннее, беспомощнее: — сам гляди, что же мне делать?! — В вот — данная сия минута. И — сама рука.
_______
Последнее: (Мы произносим дружба, счастье, Бог…)[1948]
1) О, если б человек вдруг научиться мог — в одну строку, иначе нарушается единство вздоха.
2) Есть о, есть но, и есть а. О — возглас, но — рассуждение, а — вопрос, запрос на авось (соответствующий французскому: et…) Я за а — чище, беспомощнее и отчаяннее. И — человечнее, похожее (А что если…)
С последней строкой — не знаю, что делать. Во-первых Вы из трех вещей берете меньшую и всегда составную, т. е. отродясь пустую, как данность и сáмость — несуществующую. (Бог — Бог, дружба — дружба, а — счастье? И начинается: —Покой. — Отсутствие желаний. — Исполнение желаний — и т. д. Самой вещи — нет.) — итак, берете самую малую и выделяя ее — даже помимо ее личной малости — умаляете обе, другие — и себя. (Только-то!) Во-вторых — взамен чего? Чтó это, в точности, значит? Человек перестал лгать, т. е. научился говорить правду, и сказал: Бога — нет, дружбы — нет, счастья — нет, и взамен получил счастье. Какое? Единственно-возможное: веру — и еще лучше — достоверность:
Бог — есть, дружба — есть, счастье — есть. Так где же у Вас об этом сказано, если Вы это хотели сказать. (Если же не это — то не знаю чтó.)
Всё будет спасено, если Вы в одной последней строке сумеете дать всю эту получку. „Господи, воззвах к Тебе и услыши мя“… Это, а не другое. Иначе — какая-то сделка: я — правду, а Бог мне — счастье. Разве Вы не чувствуете, что это вещи — несоизмеримые? Что Вы и Богато здесь умаляете. (А себя — так совсем продешевляете!)
1941
младшего сына библейского патриарха Иакова от любимой его жены Рахили, скончавшейся при родах Вениамина. Поэтому Вениамин был прозван «сыном скорби». Единственный родной брат Иосифа.
1948
Стихотворение Штейгера, которое разбирает Цветаева, в его сборниках и публикациях не обнаружено.