— Я опаздываю на работу, — крикнула она, прежде чем сесть в свой джип и уехать к чертовой матери с территории «Олкотт».
— Что за… — я потянулся к телефону в кармане, набирая ее имя. Она не могла просто так уйти. Мы должны были разобраться с этим. Мы должны были выяснить, кто отправлял мои письма.
Мои письма. Она получила два.
Их было больше.
Гораздо больше.
Мои колени подогнулись. Кто-то нашел мои письма. Кто-то отправлял их Молли.
Я прокрутил все до конца, каждую букву.
— Нет. О, черт. Нет.
Я развернулся на каблуках и побежал в свой кабинет. Я стащил ключи со стола вместе со своими солнечными очками, затем выскочил на улицу, запер офис и побежал к своему грузовику. Я нарушил все скоростные ограничения на своем пути домой.
Я пронесся по своему дому, бросаясь к шкафу и коробке на верхней полке. Она была точно на том же месте, что и всегда. Это не было похоже на то, что кто-то проник в мой дом и украл мои самые личные вещи.
— Пожалуйста, будьте здесь.
Я достал коробку, бросив крышку на пол. Затем страх превратился в реальность. Пропали не только те два письма. Они все исчезли. Единственное, что осталось, — это мое серебряное обручальное кольцо и фотография, на которой мы с Молли целуемся после того, как пастор объявил нас мужем и женой.
Коробка выпала у меня из рук, с мягким стуком приземлившись на ковер. Кольцо выкатилось и затерялось между парой теннисных туфель.
Все письма, которые я написал, исчезли. Письма, которые я писал на протяжении почти десяти лет. Те два, что получила Молли, были хорошими, написанными в то время, когда мы были счастливы.
Но это было еще не все.
Если кто-то отправлял ей мои письма, то это был всего лишь вопрос времени, когда она получит те, которые мне следовало сжечь. Те, которые были грубыми и злыми. Те, которые я вообще не должен был писать и уж точно не должен был сохранять.
— Черт. — Я ударил кулаком по стене, затем попятился от шкафа, пока мои колени не уперлись в кровать, и я не рухнул на край.
Я должен выяснить, кто отправлял эти письма, и остановить их.
Быстро.
Глава 6
Молли
— Что не так? — спросил меня Рэндалл, когда я положила перед ним десерт и новую ложку.
— Ничего, — солгала я.
Он нахмурился.
— Это мой третий ягодный крисп (прим. ред.: крисп — это популярный американский десерт, который состоит из фруктовой или ягодной начинки и штрейзеля — хрустящей крошки). Обычно ты позволяешь мне съесть только два перед обедом.
— Может быть, я сегодня чувствую себя великодушной.
— Может быть. Но тебя все еще что-то беспокоит.
Я прислонилась к стойке.
— Может быть, так оно и есть.
Это утро было похоже на американские горки. Во-первых, я проснулась счастливой, потому что Финн был в моей постели. Он поспешил уйти пораньше, чтобы дети его не увидели, как он делал после всех наших совместных ночей.
Но этим утром все было по-другому. Он поцеловал меня перед уходом. Долгий, медленный поцелуй, от которого у меня перехватило дыхание и на лице появилась мечтательная улыбка. Я улыбалась, принимая душ и одеваясь. Я улыбалась, готовя детям завтрак. Я улыбалась, останавливаясь у почтового ящика.
Потом я нашла письмо.
Прощай, улыбка. Привет, слезы.
Это был подвиг чистой силы воли — высушить их и держать на расстоянии, пока я отвозила детей в школу. Если бы не их крайнее волнение по поводу последнего дня в школе, они бы заметили мои покрасневшие глаза и покрытые пятнами щеки.
Меня потрясли не только слова или внезапное появление его письма. Я читала слова и была отброшена назад во времени.
Финн так нервничал в ту ночь. Как только мы обнаружили, что у нас общий день рождения, мы всегда праздновали вместе. Обычно мы планировали вечеринку с друзьями или особенный ужин в крутом ресторане. К тому моменту мы были вместе уже два с половиной года, так что я не ожидала, что празднование нашего дня рождения будет каким-то особенным.
Но Финн настоял, чтобы мы провели вечер вдвоем. Он приготовил ужин, хотя я подозревала, что Поппи приложила к этому руку. Он полностью признал, что она была ответственна за праздничный торт.
После того, как мы съели нашу лазанью, он достал двухслойное творение с двойным шоколадом. Вместо кучи свечей, которые мы оба должны были задуть, была только одна. Она была белой. У ее основания лежало кольцо с бриллиантом.
Финн опустился на одно колено и попросил меня выйти за него замуж. Я сразу же сказала «да». Он так хотел увидеть кольцо на моем пальце, что надел его мне на палец, покрытое шоколадной глазурью и все такое.
Мы поженились два месяца спустя.
Мы не жили вместе до церемонии, потому что я хотела делить общую ванную, общий шкаф и общее пространство с моим мужем, поэтому наша помолвка была недолгой. До окончания моего выпускного класса оставался еще месяц, когда в апреле мы поженились на небольшой, простой церемонии — к большому разочарованию моей матери. Поппи была моей подружкой невесты. Джейми был шафером Финна.
Я переехала в его квартиру, провела следующий месяц, заканчивая университет, затем надела свою шапочку и платье на выпускной, прежде чем мы отправились на выходные в поход для новобрачных. Мы почти не выходили из палатки.
Это были одни из самых счастливых дней в моей жизни. Вот почему это письмо заставило меня расплакаться. Эти слезы? Они были полны горя. Скорби по жизни, которая давно прошла.
— Ты собираешься сказать мне, в чем дело, или я должен догадаться сам? — спросил Рэндалл.
— Не гадай. — Я обошла стойку и заняла пустой стул Джимми. Джимми не пришел сегодня утром в «Мейсен Джар», потому что у него была летняя простуда. Он избегал всех в течение трех дней, убежденный, что он заразен.
Ресторан был пуст, за исключением двух человек в противоположных углах, которые были в наушниках и работали на ноутбуках. Единственным, кто работал, была я. Поппи взяла выходной, чтобы записать детей на летние уроки плавания, а затем провести с ними особый день. Рейна открыла ресторан, но ушла вскоре после моего прихода. Итак, я буду здесь одна до трех, пока Дора не придет на вечернюю смену.
Если я собиралась признаться, то сейчас было самое время.
— Это останется между нами, — сказала я Рэндаллу.
— Это само собой разумеется.
— Я сплю с Финном. — Я произнесла эти слова, и огромный груз свалился с моих плеч. Это было освобождением, хотя Рэндалл и не был доволен. Он не мог полностью подавить тик на своей челюсти. — Я знаю, что он тебе не очень нравится.
— Этот мужчина дурак, раз позволил тебе уйти.
Мое сердце.
— Возможно, это самая приятная вещь, которую ты мне когда-либо говорил.
— Это правда. Он дурак. И ты тоже.