Хорошо. Это было не так приятно.
— Вот тот Рэндалл, которого я знаю и люблю. Я волновалась, что ты становишься мягче ко мне.
Он не засмеялся моей шутке.
— О чем ты думала?
— Я не уверена, что вообще думала, — призналась я. — Это просто как-то само собой произошло, и мы еще не говорили об этом. Он… Финн. Он отец моих детей. Я была влюблена в него много лет. Эти чувства не просто исчезли в тот день, когда мы подписали документы о разводе. Там есть своя история.
Рэндалл вонзил ложку в ягодную хрустящую корочку и откусил большой кусок.
— Я когда-нибудь говорил тебе, что разведен?
— Э-э, нет.
Рэндалл мало рассказывал о своей жизни, даже после того, как просидел на этом стуле почти шесть лет. Я знала, что в молодости он помогал строить это здание. Он был из Бозмена и прожил здесь всю свою жизнь, как и я.
Много лет назад он решил продать свой дом и переехать в «Рейнбоу», потому что так было проще. Он утверждал, что это было из-за еды и того, что за ним убирали. Я думаю, он был одинок — в чем никогда бы не признался.
Но я никогда не знала, что он был женат.
— Я был женат двадцать один год. У нас с женой никогда не было детей, так что мы были только вдвоем. Двадцать один год, и вот однажды мы поняли, что несчастны вместе. Но я никогда не переставал любить ее.
— Она любила тебя? — спросила я.
— Любила. Я бы сказал, что больше нет. Я разговариваю с ней пару раз в месяц. Она переехала в Аризону, потому что ненавидит снег.
— Как ее зовут? — спросила я.
— Мэри Джеймс.
Джеймс. Она сохранила его фамилию. Все, что я хотела сделать, это обнять этого замечательного человека, но я осталась на своем месте. Я слушала, потому что была причина, по которой он открывался.
— Дело в том, что при разводе не всегда бывает одна ошибка. Одна ядерная бомба, сброшенная на пару, разрушает их брак. Иногда это подкрадывается к тебе медленно. И однажды приходит осознание, и все, что ты знаешь, это то, что ты больше не хочешь быть женат. Может быть, ядерная бомба была бы лучше, чем медленное сгорание заживо. Может быть, это не заставило бы тебя чувствовать себя таким неудачником. Тебя убивает то, что ты сдаешься, но ты знаешь, что это правильное решение. Потому что, если вы продолжите в том же духе, вы возненавидите друг друга. Вот почему мы с Мэри остановились. Потому что я не хотел ее ненавидеть. Я не хотел, чтобы она ненавидела меня.
Воздух покинул мои легкие. Рэндалл сидел здесь почти каждый день, и я не знала, насколько его история близка к моей собственной. Он был тем, кто действительно понимал.
— Я не знаю, что я делаю с Финном, — прошептала я.
— Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что у вас двоих больше любви, чем когда-либо было у нас с Мэри. Возможно, в вас даже осталось немного страсти. Это все хорошо. Но вы развелись не просто так. Вероятно, причина не была одна. Исчезли ли эти причины?
— Нет. — Эти причины все еще были там, плавая под поверхностью. — Он присылает мне письма. — Ну, кто-то присылал мне его письма.
— Что за письма?
— Их было всего два, но оба очень старые. Первое он написал после нашего первого свидания. Второе было написано за ночь до того, как он сделал мне предложение.
— И они пробуждают чувства, — догадался он.
Я кивнула.
— Я была счастлива. Мы были счастливы.
— А сейчас это не так.
— Нет, я счастлива. Но это не одно и то же. Не так глубоко.
Рэндалл откусил еще кусочек, жуя настолько медленно, насколько это было в человеческих силах. Затем он сделал это снова. Я была уверена, что в его молчании был смысл, и в конце концов он его произнесет, поэтому я сидела и ждала.
Наконец, он заговорил.
— Этот мальчик ужасно обращался с тобой, когда я только начал приходить сюда.
— Я знаю. Но он был ранен.
— Ты всегда защищаешь его, — проворчал он. — Этот мужчина был мудаком, и ты этого не заслуживала.
Нет, я правда это заслужила. Но я не собиралась посвящать Рэндалла в грязные подробности. Финн действовал из-за боли. Холодные речи, пустые взгляды. Я заслужила все до единого.
— Он уже давно так себя не вел, — сказала я.
— Он все равно дурак.
— Спасибо. — Я стукнула его по плечу своим. — Я сожалею о твоей жене.
Он пожал плечами.
— Прошло много времени. И не надо сплетничать об этом. Мне не нужно, чтобы все совали нос в мои дела. Это древняя история.
— Я сохраню твой секрет.
— Это не секрет, — пробормотал он. — Я просто не хочу говорить об этом.
— Поняла. Это не секрет. Но буду держать свой рот на замке.
— Правильно.
Рэндалл доел свой десерт, пока я сидела рядом с ним. Закончив, он надел свою водительскую фуражку и взял трость.
— Мне лучше вернуться домой. Проверить, как там Джимми. Большой ребенок думает, что у него чертова чума, а не просто насморк.
— Давай я отправлю тебе кое-что с собой. — Я спрыгнула со стула и поспешила вокруг прилавка, чтобы наполнить бумажный пакет куриным супом с лапшой и несколькими яблочными пирогами. — Это для Джимми. Ты получишь один из этих пирогов. Он получит два. И я прослежу, чтобы он получил их оба.
— Хорошо. — Он нахмурился. Не говоря больше ни слова, он взял пакет и повернулся, шаркая ногами направляясь к двери.
— Рэндалл? — позвала я до того, как он успел уйти. Он остановился, но не обернулся. — Спасибо.
Он поднял трость в знак «Не за что» и направился к двери.
Я быстро обошла ресторан, проверив, как там двое других посетителей, и приготовила кофе для женщины, которая зашла за заказом на вынос. Затем я устроилась за стойкой, положив сумочку под ноги.
Обычно я держала свою сумочку в офисе, но сегодня я взяла ее с собой из-за письма. Я осторожно выудила его, чтобы перечитать еще раз.
На этот раз слез не было. Я чувствовала скорее оцепенение, чем грусть. Это было то же самое чувство, которое я испытала, входя в «Олкотт Ландшафтинг». Я не ступала туда уже много лет, по крайней мере, с той ночи. Это было жутковато, как возвращение на место преступления.
Но мне пришлось встретиться лицом к лицу с Финном. Я набралась храбрости, потому что мне нужно было знать, зачем он отправлял эти письма. То, первое я могла бы проигнорировать. Но второе? Невозможно.
Надежда была забавной штукой. Я потратила шесть лет на то, чтобы избавиться от нее. Растоптать ее, чтобы она была здоровой и мертвой. Но это второе письмо пробудило мои надежды к жизни.
Неужели он думал, что у нас снова есть шанс? Хотел ли он попробовать?
Рэндалл был прав. Я была дурой.
Финн не отправлял этих писем. Он спрятал их подальше. Он записал свои чувства на бумаге не для того, чтобы делиться ими, а, чтобы они жили в коробке, папке или еще где-нибудь, черт возьми, где он хранил их все эти годы.
Я злилась на Финна за то, что он их спрятал. Более того, я злилась на себя за то, что поверила, что он снова хочет меня для чего-то большего, чем просто возня в его бывшей постели.