Темно-синие радужки Финна принадлежали ему, и только ему одному.
— Мам, — фыркнул Макс, открывая заднюю дверь. — Пойдем.
— Ладно, ладно. Давай сначала выгрузим твои вещи из грузовика, чтобы папе не пришлось нас ждать.
— Нет, все в порядке. — Финн мотнул подбородком в сторону джипа. — Вы, ребята, идите. Я разгружу.
— Хорошо. Спасибо. Я пришлю тебе сообщение о том, когда их забирать в понедельник.
— Звучит неплохо.
Я кивнула на прощание и сделала три шага к джипу, когда Финн позвал:
— Молли?
Я обернулась.
— Да?
Он улыбнулся.
— Ты всегда хотела джип. Я рад, что он у тебя есть.
— Я тоже. — Я помахала рукой, не позволяя своему взгляду задерживаться на моем бывшем муже слишком долго.
Финн был одет в свой обычный летний наряд — темно-синее поло «Олкотт Ландшафтинг», джинсы и серые теннисные туфли. Раньше его одежда была покрыта пятнами от травы, руки перепачканы грязью. Он приходил ко мне домой, пахнущий потом и солнечным светом, и мы без колебаний набрасывались друг на друга.
Теперь те дни остались лишь воспоминаниями. И все же он был опасно красив, стоя, широко расставив ноги, под ярким майским небом. Хорошо, что мы с детьми уезжали. Слишком много времени я проводила с Финном, и в моем сознании начинали прокручиваться те старые сцены, те, где его губы были такими мягкими на ощупь.
— Готовы? — Я сосредоточилась на детях, которые запрыгивали в машину. Когда мы все загрузились и опустили стекла, я задним ходом выехала с подъездной дорожки, в последний раз помахав Финну рукой, прежде чем уехать.
Я поймала его взмах в зеркале, когда он стоял во дворе, который когда-то был нашим.
Мы были в разводе шесть лет и три месяца, и, черт возьми, Финн все еще выглядел так, словно ему самое место в этом дворе. Как и Белуга, этот дом был артефактом, который, вероятно, тоже следовало похоронить. Я бы не стала перевозить детей, так что это были единственные похороны, которые могли подождать, пока они не поступят в колледж.
— Ну? Что вы, ребята, думаете? — спросила я их.
— Здесь намного круче, чем в минивэне, — крикнул Макс в открытое окно позади меня.
Я оглянулась через плечо и увидела ожидаемую улыбку Кали.
— Все круто, мам.
Оценили.
— Это точно.
— Давайте возьмем пиццу, — крикнул Макс. Мальчик не знал никакой другой громкости, кроме громкой.
Я тоже начала смеяться и кричать.
— Пицца, мы идем.
Сорок пять минут спустя, когда мы свернули к дому, до нас донесся звук газонокосилки.
— О, отлично. — Я правда надеялась, что Гэвин не решил сделать мне одолжение и подстричь мой газон. И действительно, когда мы подошли ближе, меня встретили свежескошенные полосы на моем газоне. Но косящий был не Гэвин.
— Папа все еще здесь. — Кали указала на грузовик Финна.
Я моргнула, уверенная, что свернула не на ту улицу. Финн не стриг этот газон уже много лет, даже когда мы были женаты. Тогда работа требовала от него полного внимания, и летом он почти всегда возвращался домой затемно.
Обязанность косить всегда ложилась на меня.
Но вот он был здесь, толкая мою красную газонокосилку в диагональных полосах по траве. Пожиратель сорняков был прислонен к двери гаража рядом с кучей удлинителей.
— Что он делает? — спросила я.
— Э-э, подстригает газон, — рассмеялся Макс. — Да.
Я закатила глаза.
— Спасибо за разъяснение, Макс.
— Задашь глупый вопрос, получишь глу…
— Не говори «глупый». — Я была рада, что он не мог видеть мою улыбку, так как стоял ко мне спиной.
Мой сын был умником. Он отвечал быстрее и остроумнее, чем большинство взрослых. Дразнить нас с Финном было одним из его величайших удовольствий. Единственным человеком, с которым он был нежен, была Кали.
У нее не было его толстокожести. Может быть, это было потому, что она вступала в те самые трудные подростковые годы. Может быть, это было потому, что развод дался ей так тяжело. Какова бы ни была причина, Кали стала более чувствительной. И я всегда была благодарна Максу за то, что он так сильно любил свою старшую сестру, что изо всех сил старался защитить ее мягкое сердце.
— Ребята, вы не могли бы отнести пиццу внутрь? — спросила я Макса и Кали, паркуясь в гараже.
— Конечно, мам, — вызвалась моя девочка.
— Спасибо. — Я должна была выяснить, что их отец все еще делает здесь.
Пока они заносили коробки внутрь, я вышла на улицу, чтобы найти Финна.
Его ботинки были покрыты скошенной травой, теперь непригодные для чего-либо более изысканного, чем ручной труд. Он развернул газонокосилку, направляясь в мою сторону. Дойдя до конца этого ряда, он остановил машину, и шум стих.
— Что…
— Привет, пап. — Макс появился рядом со мной с украденной хлебной палочкой в одной руке и огромным куском за щекой. Кали стояла прямо за ним.
— Привет, ребята. Как прошла поездка?
Макс сглотнул.
— Мило. У нас с Кали есть свои экраны, так что нам не обязательно смотреть одно и то же.
Финн усмехнулся.
— Тебе понравилось, Кали?
— О, да. У мамы теперь самая крутая машина из всех моих друзей.
Я улыбнулась. Миссия выполнена.
— Ребята, не могли бы вы зайти внутрь и накрыть на стол, пожалуйста?
Их ноги протопали по ступенькам крыльца, прежде чем они ворвались в дверь, не потрудившись закрыть ее за собой.
— Ты не должен был этого делать, — сказала я Финну.
Он пожал плечами.
— Ничего особенного.
Кто был этот незнакомец? Что ж, кем бы ни был этот Финн-самозванец, я, по крайней мере, задолжала ему ужин.
— У нас есть пицца. Ты можешь остаться.
— Это было бы здорово. Я закончу здесь и сзади дома. И потом приду. Вы, ребята, ешьте. Не жди меня.
— Если хочешь покосить только переднюю часть, я могу заняться задней. Правда.
— Молли, все в порядке. — Его голос был мягким, плавным, как весенний ветерок. — Мне сегодня вечером нечего делать, кроме как пойти домой, в пустой дом.
— Хорошо. — Мои плечи расслабились. Я не выставляла его вон, и его помощь была очень ценна.
Оставив его одного и подойдя к ступенькам крыльца, я оглянулась через плечо, когда Финн дернул за шнур и включил двигатель газонокосилки.
Он оставил рюкзаки детей за дверью. Я пронесла их по коридору, оставив у подножия лестницы, прежде чем нырнуть в столовую, расположенную рядом с кухней.
— Отличная работа, ребята. — Макс расставлял стаканы, в то время как Кали раскладывала салфетки. Они, должно быть, решили, что Финн останется, потому что там уже было накрыто на четверых.
Было приятно видеть, что обеденный стол полон. То, что он пустовал три или четыре вечера в неделю, когда дети оставались в доме Финна, угнетало. Настолько, что обычно я ела стоя на кухне или сидя на диване в гостиной. Где угодно, только не за обеденным столом, где пять пустых мест заставляли меня чувствовать себя одинокой.