Твой И. Левит[ан]
14. В.Д. ПОЛЕНОВУ
Бордигера
31 мар[та] [1890]
Многоуважаемый Василий Дмитриевич!
Обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой. Обращаюсь к Вам потому, что уже имел случай убеждаться в Вашем ко мне расположении и смею думать, что Вы и теперь не откажетесь помочь. Дело вот в чем. На днях, думаю, придут картины Передвижной выставки, и начнется устройство ее в Москве, и Вы, как всегда, будете одним из устроителе[й] ее. Здесь я должен оговориться. Собственно говоря, я предоставляю Вам, если, конечно, позволите, право поставить мои картины[53], где найдете их удобнее, но просил бы иметь в виду, что они писаны не в сильном свету, и потому мне кажется, что их выгоднее было бы поставить не в сильный свет и никак уже не у окон. Я был бы очень доволен, если б можно было бы поставить их в фигурном классе, налево от входа. Конечно, если только это место не понадобится важным вещам. Я прошу об этих картинах не потому, конечно, что я дорожу ими или жаждал успеха, – нет, но окончательный неуспех их и в Москве докажет мне ошибочность той теории, в силу которой они были сработаны. Впрочем, я, скажет[е], все это вздор говорю, и ничего этого не нужно делать, – очень возможно. Простите.
Здоровье плохо; состояние духа еще хуже. Несчастный я человек. Я окончательно пришел к убеждению, что впечатления извне ничего не дадут мне, – начало моих страданий во мне самом, и что поездка куда бы то ни было есть бежанье [от] самого себя! Страшное сознание! В дополнение к этому положению получаю из Москвы известия, где пишут о новых проделках гг. Голоушевых[54], Богатовых[55] и ком[пании]. Они распускают слух, что Левитан бежал из Москвы, струсив. Каково?
Этот пройдоха – доктор – смеет [1 зачеркн.] распространять такую наглую и заведомую ему ложь – заведомую потому, что не только наши общие с ним знакомые, но даже люди его партии, Богатов, Шмаровин и дру[гие], знали задолго до всякой моей размолвки с Голоуш[евым] о том, что я собираюсь за границу и что отнюдь не «история» вызвала эту поездку. Голоушев, как ловкий практический человек, сейчас же воспользовался случаем – Левитан уехал после истории, – значит надо рассказывать, что Левитан бежал. Мерз… Но этот карьерист-врач не ушел от меня; я заставлю этого фразера дать мне объяснения. Я сорву маску благородства с этого господинчика!
Простите, добрейший Василий Дмитриевич, что хоть на минуту [в]вел Вас в этот мир дрязг и злобы… Что же было делать? Я просто не в силах удержаться, это рвется наружу, как стон! Еще раз простите.
Мой привет Наталье Васильевн[е][56] и Елене Дмитриевн[е][57].
Уважающий и любящий Вас
И. Левитан
Р. S. Через несколько дней поедем во Флоренцию, затем Венецию, и домой. Если соблаговолите ответом, то пишите Венеция, poste restante.
Летом вместе с Кушинниковой он отправился на Волгу. Начал работать над картиной «Тихая обитель» (1890, ГТГ).
1891
6 марта Левитана приняли (14 голосами из 18) в члены ТПХВ, 7 апреля он был избран членом комитета МОЛХ. Эти события указывают на укрепление авторитета Левитана в художественной среде.
Весной, на XIX выставке ТПХВ, экспонировались три картины Левитана, среди них – «Тихая обитель», которая вызвала настоящий восторг публики и критики. Один из влиятельнейших историков искусства этого поколения, А.Н. Бенуа, впоследствии так вспоминал свое впечатление: «Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазанных сапог»[58].
Конец весны, лето и осень Левитан по традиции проводил на этюдах: в гостях у А.П. Чехова в Калужской губернии и в имении знакомых в Тверской губернии. Недалеко от последнего он нашел мотив для будущей картины «У омута». Его заинтересовал вид заброшенной мельничной плотины, а окончательный замысел картины сформировался у него благодаря легенде, согласно которой этот самый вид вдохновил А.С. Пушкина на написание пьесы «Русалка».
15. А.П. ЧЕХОВУ
Затишье
29 мая [18]91
Пишу тебе из того очарователь[ного] уголка земли, где все, начиная с воздуха и кончая, прости господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею – божественной Ликой![59]
54
Глаголь высоко ценил творчество Левитана, вместе с И.Э. Грабарем был автором первой серьезной монографии о Левитане. В этом письме, вероятно, Левитан раздражен из-за какого-то вскоре разрешенного конфликта. В основном он скорее симпатизировал Голоушеву.
56
Наталия Васильевна Поленова (урожд. Якунчикова, 1858–1931) – жена В.Д. Поленова; занималась живописью, училась в 1880-х гг. в МУЖВЗ.
57
Елена Дмитриевна Поленова (1850–1898) – сестра В.Д. Поленова, художница, много работала в области прикладного искусства.