Целую Вас, chere amie, не как влюбленный прокурор, а иначе. Но и лучше.
Ваш Г.А.
Сберегите для меня шляпу, в которой я выгляжу молодым красавцем или вроде.
По-моему, Вы должны приняться писать большой труд «Моя жизнь с Г<еоргием> Ив<ановым>» – как Зинаида о Мережковском[59]: обо всем, с первой Вашей встречи, и всю ambiance [60], до конца, от Гумилева до Hyeres.[61]
Сюда уже не пишите, а если не будет от меня телеграммы, то – 7 rue Fred. Bastiat Paris 8.
9
Manchester
23/II-<19>59
Chere amie Madame
Письмо Ваше получил и отвечаю незамедлительно. С моими замечаниями о стихах Вы не согласны: что же, дело Ваше! Но я уверен, что «Я не могу себе простить»[62] должно стать коротким стихотворением. У Вас страсть к длинным, и при Вашем жанре [63] это естественно. Но это – не совсем Ваш жанр, не прежний, и нужно его оборвать, т. к. в нем нечего развивать, и нужно молчание и точка. А вот в том, где о «чужом весельи», Вы бы могли из него сделать шедеврик в сверх-одоевцевском стиле. Но его надо именно удлинить и набить туда всяких перламутрово-воздушных прелестей, как Вы это умеете. Я не льстил Вам и не хотел сделать приятное, когда писал, что стих<и> очень хорошие: это правда. Что «lе style est de l'homme» [64], я конечно, знаю. Но с этим изречением произошло то, что со славой и апельсинной коркой у Мандельштама [65]. Его сообща и анонимно исправили, и только тогда оно получило верный смысл: lе style c’est de l'homme.[66] У Бюффона [67] с «de» было хуже.[68]
Насчет Померанца: тоже дело Ваше. В том, что Вы о нем пишете, мне не нравится, что он передает Вам дурные слова, да еще сочиняя и выдумывая (если он говорил обо мне). Я этого не выношу, и никогда это не делается с хорошими чувствами, даже если говорят, что это – «для вашего осведомления» и т.д. Так делала Вольская [69]: «он вас ненавидит, – я говорю это, чтобы вы это знали!» Я ей всегда отвечал, что меня это не интересует, а главное – я ей не верил. Ей было удовольствие это говорить. Но Померанец, м<ожет> б<ыть>, говорит по глупости.
В Фонд [70] я напишу непременно, но и Вы написали бы Полякову, описав свое положение. Прямая просьба лучше, больше действует. Но я напишу тоже.
Deux mots[71] относительно Покровского: при случае, незаметно, вверните ему, что я, кажется, болен, что-то с горлом или бронхами, словом, что мне запрещено говорить. Я обещал ему в конце марта для Пет<ербургского> Университета [72] лекцию о Пастернаке и уже два раза отлынивал. Но я еще не прочел всего «Живаго» [73], никакой лекции не хочу, да к тому же по горло занят Маклаковым[74] , которого должен как можно скорей кончить. Но мне не хочется опять надувать Покровского (хотя он до сих пор молчит), и нужна приличная причина. Только скажите ему это sans appuyer [75], так, между прочим. Если он желает, я прочту ему в июне. «Н<овый> Ж<урнал>» я еще не получил. До свидания, cherie. Заведите роман с Туроверовым [76], он лучше других, хотя дубинист. Где же Вы теперь ночуете, если бываете поздно в Париже? И вообще, что и как?
Ваш Г.А.
10
Manchester 13
8/V-<19>59
Telephone: Ardwick 2681
Chere amie Madame
Получил сейчас Ваше письмо. Что с Вами, т. е. в смысле нездоровья? Сердце, по ночам трепыхающееся, это ничего – «невроз». Первый признак больного сердца – трудно дышать, я это выучил от всех докторов. И вообще, я как-то «не вижу» Вас больной. Вы мне писали об этом и до Пасхи, а я Вас нашел цветущей. «Что ты делала? Цвела». Вот и Вы. Значит, будем надеяться, что пустяки.
То, что Вы пишете об Ульянове [77], меня ничуть не удивило. Оттого я дал себе зарок ни в каких склоках не участвовать, ни в какой форме. Сейчас же поднимается столько мерзости и злобы, что становится тошно. Всем «о душе» пора подумать, а вместо этого вся эта чушь. Это действительно «разложение эмиграции», старческое ее состояние, как в домах, где старички все ругаются. Я это почувствовал даже, когда мы сидели в cafe на rue Vaugirard: какая-то скрытая, но готовая прорваться пена злобы и всего прочего. А надо, как советовал Блок, «тихо жить и тихо думать». И есть о чем. Вот я любил за это Алданова [78]. Не знаю, что у него было внутри, но при встречах – ничего, кроме хорошего, всегда, не так, как бедная Ninon [79]: «он о вас сказал то-то…». Chere madame, не путайтесь в эти дела и споры, – или иначе, без личностей. У Вас был в статье [80], по-моему, неправильный тон, и я Вам об этом говорил: infaillible [81], будто римский папа. Это должны другие о человеке думать, но не он сам. «Сомнение в себе – начало мудрости» [82]. Если Вы будете продолжать, на Вас и будет литься та дрянь, что в других людях таится. А Вы – лилия, роза, мимоза, не для этого созданы, слишком чувствительны, и вообще, не стоит Вам до всего этого опускаться. Ну, довольно, «если надо объяснять…» [83] Наш мир, правда, «страшный», как говорил Ваш Терапиано [84], и надо или быть зверем (или червяком), или понять, что дожить жизнь надо иначе. Кстати, что все-таки о Вас написал Ульянов? Он резок и по статьям тайно-хамоват, т. е. из тех, которых только «тронь-тронь, так увидишь». Я его лично, впрочем, не знаю.
61
Это предложение отчеркнуто Адамовичем на полях двойной чертой. Последовав совету Адамовича, Одоевцева написала две книги воспоминаний: «На берегах Невы» (1967), в которой значительное место отводится Николаю Гумилеву (1886-1921), и «На берегах Сены» (1983), в основном посвященную эмиграции. Первые эпизоды из книги «На берегах Невы» были опубликованы уже в 1962 в «Русской мысли» (№1796,1797, 6 и 8 февраля), «Мостах» (№9. С. 109-120) и «Новом журнале» (№68. С.66-90).
62
1 Здесь и далее речь идет о двух стихотворениях Одоевцевой 1958 года: «Я не могу простить себе» (Новый журнал. 1959. №56. С. 140-141) и «Последнее траурное новоселье», впервые опубликовано в сборнике «Десять лет» (Париж: Рифма, 1961).
63
Адамович имеет в виду балладу – типичный для раннего творчества Одоевцевой жанр; одной из первых баллад поэтессы является «Баллада о толченом стекле» (1920). В более зрелый период своего творчества Одоевцева к этому жанру больше не обращалась, чем и объясняется находящееся в следующем предложении уточнение Адамовича «не прежний» «Ваш жанр».
66
Бюффон Жорж Луи Леклерк де (Buffon Georges Louis Leclerc, comte de; 1707-1788) – французский естествоиспытатель, член Французской Академии.
67
Речь идет о знаменитой фразе Бюффона «1е style est l'homme meme» («стиль же – это сам человек»), которая в действительности никакому анонимному исправлению не подвергалась, поскольку частица «de» в ней отсутствовала изначально. Фраза эта восходит к речи Бюффона, произнесенной им при вступлении во Французскую Академию 25 августа 1753 (Discours Sur Le Style Discours Prononce A L'Academie Francaise Par M. De Buffon Le Jour De Sa Reception Le 25 Aout 1753).
68
Вольская Нина Аркадьевна – прозаик, автор рассказов, печаталась в «Иллюстрированной России» и «Возрождении».
69
Литературный фонд-общезарубежная благотворительная организация, созданная в 1918 в Нью-Йорке, первоначально с целью поддержки эмигрантов – писателей и ученых, живших в Америке. Подробнее см. комментарий О. Коростелева и Жоржа Шерона в публ.: «…Я не имею отношения к Серебряному веку…». С.453. Президентом Литфонда был М.Е.Вейнбаум, однако мы затрудняемся сказать, занимал ли Поляков в нем какой-нибудь пост.
71
Покровский Борис Леонидович (?-1970) – общественный деятель, после революции в эмиграции, председатель Объединения бывших студентов Санкт-Петербургского университета в Париже, масон (с 1934), член ложи «Юпитер» (1934-1962).
72
Объединение бывших студентов Санкт-Петербургского университета в Париже. Основано в 1926 по инициативе профессора А.А.Башмакова и И.В.Шнейдера.
73
Роман Б.Л.Пастернака (1890-1960) «Доктор Живаго» вышел на Западе в 1957, через год Пастернаку была присуждена Нобелевская премия. По сообщению О.А.Коростелева, выступление Адамовича в Обществе бывших студентов Санкт-Петербургского университета состоялось лишь 14 июня 1959 – он прочитал доклад «Б.Пастернак и его роман "Доктор Живаго"», спустя же четыре дня, 18 июня 1959, он выступил с докладом «Значение и понимание "Доктора Живаго" Бориса Пастернака» в масонской ложе «Юпитер» (8, rue Puteaux, 17-е). Отклик Адамовича о романе Пастернака на кницах печати впервые появился в июле 1959 (По поводу «Доктора Живаго»//Новое русское слово. 1959. №16908, 5 июля. С.5, 8), через несколько дней та же статья с небольшими изменениями и под названием «Несколько слов о "Докторе Живаго"» была опубликована в «Русской мысли» (1959. №1392, 9 июля. С.2, 3). «Особое мнение» Адамовича о романе вызвало незамедлительную реакцию Г.Струве, который назвал статью Адамовича «путаной и противоречивой» и отметил, что само продолжительное молчание Адамовича о романе уже «как будто свидетельствовало о том, что сказать что-нибудь хорошее о "Докторе Живаго" он не может» (Струве Г. «Доктор Живаго» // Новое русское слово. 1959. №16915, 12 июля. С.8). В полемику со Струве вступил В.Завалишин и, защищая Адамовича, подчеркнул, что «теперь, когда шум, поднятый вокруг книги Бориса Пастернака, заметно утих», статья Адамовича представляет собой «серьезный шаг в <…> направлении <..,> трезвой, объективной оценки романа "Доктор Живаго”» (Завалишин Вяч. О предвзятых и не предвзятых оценках // Новое русское слово. 1959. №17006, 11 октября. С.8).
74
Маклаков Василий Алексеевич (1869-1957) – общественно-политический деятель, юрист, публицист, мемуарист. Адамович написал его биография по заказу В.В. Вырубова: Адамович Г.Василий Алексеевич Маклаков: Политик, юрист, человек. Париж: Изд-во друзей В.А. Маклакова 1959.
76
Туроверов Николай Николаевич (1899-1972) – поэт, общественный деятель. В эмиграции с середины 1920-х, последние годы жизни провел в Ганьи.
77
Ульянов Николай Иванович (1904 или 1905-1985) – историк, публицист, литературный критик. Осенью 1943 отправлен в Германию в рабочие лагеря, после войны жил под Мюнхеном, с 1947 – в Марокко (Касабланка), с 1953 – в Канаде, преподавал в Монреальском университете; с 1955 – в США, преподавал русскую историю в Йельском университете (1956-1972).
78
Алданов Марк Александрович (наст. фам. Ландау; 1886-1957) – прозаик, публицист, литературный критик, драматург, литературовед, историк. В эмиграции с 1919. В 1940 переехал в США. В 1942 совместно с М.О.Цетлиным основал «Новый журнал».
80
Имеется в виду статья Одоевцевой «В защиту поэзии» (Русская мысль. 1959. №1341,12 марта. С.2-3), в которой поэтесса полемизировала со статьей Ульянова «Десять лет» (Новое русское слово. 1958. №16705,14 декабря. С.2; №16708, 17 декабря. С.2; №16709, 18 декабря. С.2). Острая, провоцирующая статья Ульянова, касающаяся проблем новоэмигрантской литературы (творчества «ди-пи»), а шире – взаимоотношений старой и новой Нитрации, вызвала бурную полемику в эмигрантской прессе, и статья Одоевцевой была одним из многочисленных откликов на выступление Ульянова. Ажиотаж, вызванный статьей Ульянова, был столь велик, что она после публикации в декабрьских номерах «Нового русского слова» была полностью перепечатана в Париже (Русская мысль. 1959. №1328,10 февраля. С.4-14 февраля. С.4-5; №1331,17 февраля. С.4-5).
82
От французской поговорки «Le doute est le commencement de la sagesse» («Сомнение – начало мудрости»).
83
«Если надо объяснять, то не надо объяснять» – излюбленное выражение эмигрантов из литературных кругов – несколько измененный афоризм из книги Г.А.Ландау «Эпиграфы», который у него звучит как: «Если близкому человеку надо объяснять, то не надо объяснять» (Берлин: Слово, 1927)
84
Тералиано Юрий Константинович (1892-1980) – поэт, прозаик, литературный критик, переводчик, мемуарист. В эмиграции с 1920. Терапиано посвятил несколько статей творчеству Одоевцевой, в которых высоко отзывался о ее стихах. Он жил в том же Русском доме в Ганьи, куда переселилась Одоевцева после смерти Г.Иванова. Как известно из мемуаров Одоевцевой, вскоре после ее переезда в Ганьи между нею и Терапиано завязалась тесная дружба, продолжавшаяся до самой его смерти (см Одоевцева И. Избранное: Стихотворения; На берегах Невы; На берегах Сены / Сост., подгот. текста, вступит, ст. Е.В.Витковского; Послесл. А.П. Колоницкой М.: Согласие, 1998. С.932-944.) Об их дружбе свидетельствуют также и письма Терапиано Маркову, в которых Одоевцева неоднократно упоминается (см.: Минувшее. Вып.24. С.240-378).