Твой Григорий Саввич
32
[Вторая половина февраля 1763 г.]
"И, сев, учил на берегу" и т. д. "с корабля".
Плавает в гавани тот, чья жизнь лишена суеты,
Кто далек от забот и честолюбия.
Кто осторожно вверяет себя волнам этого мира,
Тот плавает в гавани, и челн его в безопасности.
Но тот, кто обращает паруса в глубокое море, -
Какой страх сжимает дыхание!
Какое волнение бросает его!
Четырежды счастлив, никогда не выходивший в открытое море,
Если тебе нравится ученый покой, спокойная муза.
О божественный покой! О еще не познанные божественные Дары!
Твою ценность посредством разума узнают.
О, держись гавани, презирай дары толпы!
Отдавшись морю, перестанешь принадлежать себе.
Что тебе до забот? Заботы - жесткие терния.
Они заглушают священные слова Божии;
И не сеет их Христос, и не проповедует в море.
Он плавает в гавани: здесь, здесь он учит своих.
Дражайший Михаил!
Я долго размышлял, какие стихи тебе послать. Однако последние показались несколько лучшими не по какой-то другой причине, а потому, что легче вылились. Но что мне сказать о твоем письме, более сладостном, чем сама амброзия. Пусть бы меня так любил Бог... Однако я боюсь в глаза тебя хвалить. Будь здоров, дражайшая душа, и почитай добродетель.
Твой Григорий
33
[Конец февраля - начало марта 1763 г.]
Мир тебе, мой брат!
Я написал это вчера в расстроенном и рассеянном состоянии, и притом очень быстро. Не удивительно, что написанное тебя не удовлетворило, особенно если принять во внимание значительную трудность твоего вопроса. Я признаю твои дарования и твое усердие в науках, а также добродетель и очень радуюсь. Ну, попробуем, не можем ли мы решить вопрос, если Христос ниспошлет нам вдохновение.
Однако в большом деле достаточно и желать.
Неужели, говоришь ты, и в добродетели сохраняется умеренность? Если это не так, то в старании мера не является необходимой. Если так, то почему один превосходит другого в добродетели? Таковы твои мысли. Но прежде всего следует знать, что существует два класса ревнителей добродетели: один класс совершенных, другой - новичков, или, как Павел говорит, младенцев.
Отсюда можно сделать вывод, что существует два рода добродетелей: один род, охватывающий то, что называется добродетелями в собственном смысле, к которым, как к цели, относятся другие добродетели. Эти последние и составляют второй род. Но совершенные, или мужи - занимают самый замок, или твердыню, добродетели; там нет никакой меры, так как нет и насыщения; отсюда получается, что один имеет преимущество перед другим, ибо и в замке имеются степени восхождения, и, чем больше кто-либо превосходит другого, тем больше пользы он приносит человеческому роду и становится более подобным богу, которого благость не имеет ни конца, ни меры, ни числа.
Отсюда у Павла, если не ошибаюсь, насчитывается пять классов избранных, а именно в отношении заслуг. Ведь чем кто более чужд всему земному, тем ближе он к небесному и к самому источнику света. Сюда относится тот Давидов стих, который я часто пою: "Как на высоте небесной от земли утвердил", и проч. Добродетели в собственном смысле - это те, господином которых является сам Сущий или Бог. Таковы: вера, надежда и величайшая из всех и конца не имеющая любовь. Ибо сам Бог называется Любовь. Все они бесконечно созидают. Свойство веры - замечать или понимать, а чем более кто замечает, тем более надеется, а чем более надеется, тем пламеннее любит; в радости творит добро насколько возможно широко, без какого-либо предела и меры. О, если бы ты, моя душа, могла когда-нибудь достигнуть этого кремля! О, сколь малому числу удается приблизиться к этому Коринфу! Хочешь ли достигнуть? Для этого нужны основания, которые вы называете средствами. Какие же средства? Они следующие: знание греческой и римской литературы, которое дается ночными занятиями (я называю тебе уже средство средства), бегство от толпы и мирских дел, презрение богатства, пост и воздержание, короче, пренебрежение к плоти, дабы приобрести дух. Таковы же, наконец, и обычные добродетели, присущие даже непорядочным людям. В них следует соблюдать меру, дабы достигнуть тех, в которых не соблюдается никакой меры. Иначе, если ты в одну ночь из-за неумеренных бдений повредишь глаза и легкие, как ты после этого будешь в состоянии читать или беседовать со святыми? Каким путем ты от них узнаешь о Боге? Вера видит Бога и сама божественна; чтобы ее достигнуть, сохраняй меру в бдениях и трудах и, приобретая духовное, берегись, как бы не убить плотское, когда это плотское может тебя привести к лучшему. Разве не глупо поступает тот, кто, начиная долгий путь, в ходьбе не соблюдает меры? Несомненно, этот не дойдет до Иерусалима: болезнь или даже смерть прервет его путешествие. Поэтому смотри, чтобы твое рвение, не знающее меры, не ввергло тебя в беду. Ах, не хочется предвещать дурное. Ты, мой Михаил, заслуживаешь самой благоприятной судьбы. Ты избегаешь толпы? Сохраняй меру и в этом. Разве не глупец тот, кто избегает людей так, что совершенно ни с кем никогда не говорит? Безумец такой человек, а не святой. Смотри, с кем ты говоришь и общаешься. Ты постишься? Разве не покажется тебе поврежденным в уме тот, кто совсем ничего не уделяет телу или представляет ему лишь что-либо ядовитое? Сокращай излишнюю пищу, дабы не проявлял своей необузданности осленок, то есть плоть; с другой стороны, не убивай его голодом, дабы он мог нести седока. Таковы те прекрасные вещи, которые без меры становятся весьма дурными. В таком возрасте, как твой, бывают такие, которые чрезмерно предаются вину, и такие, которые чрезмерно увлекаются лошадьми и собаками или роскошным образом жизни. Бывают, напротив, такие, которые ведут слишком суровую жизнь. Отсюда это прекраснейшее и божественное правило: ничего сверх веры.. Напиши в ответном письме, каково твое мнение, чтобы я знал, нравится ли тебе это. О, если бы Христос, который обещал присутствовать всюду, где двое соберутся во имя Его, удостоил принять участие в нашей беседе. В противном случае, без Него, все напрасно.
Будь здоров, мой Михаил!
Весь твой в господе Григорий Саввич
34
[Конец февраля - начало марта 1763 г.]
Здравствуй, мой сладчайший любитель муз, Михаил!
Радость гони,
Гони страх,
Надежду обращай в бегство;
Скорби да не будет.
Ум отуманен
И связан узами,
Где они господствуют.
Это, если не ошибаюсь, стихи Боэция, некоего римского философа. Аффект - это болезнь души, страдание. Болезнь, как я полагаю, есть некоторое расстройство, образующееся из плохо согласованных между собою элементов, именно когда огонь или земля преобладает, или то и другое. Отсюда возникает обострение, раздражение. Ибо, когда симметрия элементов правильная, тогда все спокойно и мирно движется, как в тех исправных, искусно устроенных часах, автоматически. Ибо водяные и солнечные часы, какие мы видим в зале нашего коллегия, не называются автоматами. От этих физических предметов перейдем к метафизическим, то есть невидимым, или духовным, иначе - божественным. Совершенно тем же способом аффект действует на нашу душу и приводит ее в движение. Отсюда у римлян гнев, страх, желание и прочие аффекты часто называются движениями. Счастлив тот, кто свободен от этих движений. Ибо такой человек обладает спокойствием, или покоем души, который Господь дарует своим дражайшим ученикам: Я даю вам мир Мой. В первую очередь этот мир упорно борется с аффектами и, как диких коней, сдерживает их уздою разума. Ты радуешься, что ты богат? Ты болен. Радуешься, что ты благороден? Ты нездоров. Боишься смерти? Дурной славы из-за хороших поступков? Ты недостаточно здоров душой. Надеешься лучше жить завтра? Ты недомогаешь. Ибо, где надежда, там же и страх, болезнь и проч. Итак, скажешь ты, я требую вместе со стоиками, чтобы мудрец был совершенно бесстрастен. Напротив, он в этом случае был бы столбом, а не человеком. Остается, следовательно, что блаженство там, где обуздание страстей, а не их отсутствие. Разве Павел не имеет свою занозу, вредящую ему? И Бог проходит перед Илиею в дуновении ветерка, то есть в виде легкого движения. Это ты прими; заботы же, страхи и прочее в том же роде должны относиться к Господу. Они также делают человека блаженным.