Я фыркнула.
— Так для этого все затевалось.
В настоящее время я получала степень магистра криминологии. Одной из вещей, которые нам предложили, была поездка в тюрьму с самым строгим режимом в штате. Это путешествие обошлось бы мне в круглую сумму, и поскольку меня заинтересовал этот предмет, я подала заявку. Поездка была запланирована через две недели, и при мысли о ней я приходила в восторг.
— Да, но ты также пишешь... кое-что еще. — Сьерра многозначительно пошевелила бровями с широкой улыбкой. Я на это лишь закатила глаза.
Время от времени я писала любовные романы. Из двенадцати опубликованных мной книг только три были романтическими. Сьерре они нравились, потому что по сути своей представляли порно — только на бумаге, — а мне они нравились, потому что отлично снимали стресс и были хорошим источником дохода.
— Ладно, хорошо, — сдалась я. Сьерра взволнованно хлопнула в ладоши, прежде чем сесть рядом со мной.
Я же схватила свой ноутбук, надела очки и открыла чистую страницу текстового редактора, чтобы что-то написать. Чашка кофе, стоявшая рядом со мной, давно остыла, и кофе больше нельзя было пить. Сьерра, с другой стороны, не возражала. Она выпила свой, затем залпом выпила мой.
— Нельзя просто взять и напечатать письмо на компьютере, а потом взять и распечатать его.
— Почему, черт возьми, нет?
— Потому что, — протянула она, — это будет выглядеть обезличено. Представь, что ты проводишь дни напролет в тюремной камере с людьми, на которых ты не то что смотреть не в состоянии, тебе их общество в качестве сокамерников обрыдло1, а потом кто-то написал тебе письмо. И как ты отреагируешь, найдя в конверте напечатанное на компьютере письмо.
— Господи, — ворчу я. — Ты слишком драматизируешь, но ладно. Напишу его на бумаге.
— Отлично! — воскликнула Сьерра, заставив меня вздрогнуть. На мой взгляд, она говорила слишком громко.
Я любила Сьерру. Она была моей лучшей подругой и остается ею с тех пор, как я себя помню. Но мне нравилось мое одиночество, время, проведенное в одиночестве. То, что я росла с шестью братьями и сестрами, убедило меня в том, что я всегда буду ненавидеть толпу и комнаты, заполненные шумными людьми. Я съехала, как только поступила в университет, и с тех пор не могла проводить со своей семьей больше двух дней подряд.
Пребывание наедине со своими мыслями было для меня панацеей. В одиночестве я начинала чувствовать себя непринужденно, и я ни разу не скучала по человеческому общению. Именно тогда весь мой творческий потенциал вырывался наружу, и мой уик-энд в хижине отца в лесу, где не было ничего, кроме ноутбука, выливался в самые лучшие мои произведения.
Мой отец продал хижину в прошлом году, и с тех пор я не написала ни строчки. Это было чудо, что у меня все еще был доход.
— Миссия по отправке письма возлагается на тебя, подруга, — заявляю я. — Я все еще не понимаю, как это работает.
Я этого не видела — я почувствовала, как Сьерра закатила глаза.
— Просто напиши письмо к завтрашнему дню. — Она спрыгнула со стула и поцеловала меня в щеку. — Я тоже отправляю свое.
Подробностей ее романа с заключенным, с которым она переписывалась, я не знала, но почувствовала облегчение, когда Сьерра сказала мне, что это только для преступников с незначительными уголовными правонарушениями. Другими словами, мое письмо не оказалось бы в руках серийного убийцы.
Это заставило меня задуматься.
Идея, которая пришла мне в голову, была ужасающей.
Одна только мысль об отправке письма с моими личными данными и фотографиями заставляла меня трепетать. И все же я не могла до конца понять, был ли это приятный трепет или нет. На каком-то уровне я была так же встревожена, как и герои, о которых я пишу.
Я отрицательно покачала головой.
— Не лезь туда, Сторм, — повторяла я нараспев. Не выпускай свои фантазии на волю.
Я не могла то и дело перестать зевать.
Мусорное ведро под моим рабочим столом было заполнено наполовину исписанными бумагами, которые были скомканы вместе. Оттачивала свою писанину, и тупо пялилась на нее последние два часа. Постукивая ручкой по деревянной столешнице, я оперлась на ладонь.