— К чему же тогда связываться с этими людьми и их никчемными ружьями?
— О, они незаменимы в схватках с rateros, иначе говоря, с разбойниками-любителями, грабящими путешественников только тогда, когда к тому представляется случай; эти обычно нападают вдвоем или втроем.
Путник начинает раскаиваться, что захватил с собой так много денег. Он смотрит, который час у него на брегете, и думает, что видит свои часы в последний раз. Как приятно было бы знать, что они спокойно висят у него на камине в Париже! Он спрашивает у mayoral (кондуктора), не снимают ли разбойники с пассажиров вещи.
— Иной раз снимают, сударь. В прошлом месяце севильский дилижанс остановили возле Карлоты, и все пассажиры прибыли в Эсиху, можно сказать, ангелочками.
— Ангелочками! Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что бандиты сняли с них решительно все, не оставив даже рубахи на теле.
— Черт побери! — восклицает путешественник, застегивая сюртук.
Но он слегка оправляется и даже посмеивается, заметив, что его спутница, молодая андалуска, благоговейно целует себе большой палец и шепчет: Jesus, Jesus![20] (Известно, что люди, осенившие себя крестным знамением и поцеловавшие свой большой палец, неизменно выходят сухими из воды.)
Наступила ночь. По счастью, на безоблачном небе встает яркая луна. Вдали уже обозначается вход в отвратительное ущелье длиною по меньшей мере в полумилю.
— Кондуктор! Это и есть то самое место, где когда-то остановили дилижанс?
— Да, сударь, и убили при этом пассажира. Эй, кучер! — кричит кондуктор.— Не хлопай больше бичом, а не то ты их сюда приманишь.
— Кого? — спрашивает пассажир.
— Разбойников, — отвечает кондуктор.
— Черт подери! — восклицает путник.
— Сударь! Глядите туда: вон там, на повороте дороги... как будто люди?.. Они прячутся под этой высокой скалой.
— Да, сударыня! Один, два, три, шесть наездников.
— Ой, Иисусе!.. (Следует крестное знамение и целование большого пальца.)
— Кондуктор! Вы видите, что там?
— Вижу.
— Один из них держит длинную палку; может быть, это ружье?
— Это ружье.
— Как вам кажется, это честные люди (buena gente)? — тревожно спрашивает молоденькая андалуска.
— Кто их знает! — отвечает кондуктор, пожав плечами и опустив углы губ.
— Если так... Господи, прости нас грешных! — И она прячет свое лицо в жилет вдвойне взволнованного спутника.
Экипаж летит, как ветер: восьмерка здоровенных мулов несется крупной рысью. Всадники останавливаются: они выстраиваются в линию для того, чтобы перегородить дорогу. Нет, они не расступаются; трое сворачивают влево, трое — вправо: очевидно они собираются окружить экипаж со всех сторон.
— Возница! Остановите мулов, если встречные этого потребуют; не подставляйте нас под ружейный залп.
— Не беспокойтесь, господа; я заинтересован в этом не менее вашего.
Экипаж подъезжает так близко, что уже можно рассмотреть большие шляпы, турецкие седла и белые кожаные гетры шестерых всадников. Если бы можно было видеть лица, воображаю, какие глаза, какие бороды и шрамы представились бы нашим взорам. Сомнения быть не может: это разбойники, и у них ружья.
Первый разбойник подносит руку к полям своей шляпы и произносит густым и мягким голосом: Vayan Uds. con Dios! (С богом!). Этим приветствием обычно обмениваются путники в дороге.
— Vayan Uds. con Dios! — говорят в свой черед остальные всадники, вежливо сторонясь и пропуская вперед экипаж: это честные фермеры, задержавшиеся на рынке в Эсихе и теперь возвращающиеся вместе домой, с оружием в руках, под влиянием всеобщего страха перед разбойниками!
После нескольких встреч в таком же роде люди перестают верить в бандитов. Мало-помалу вы так привыкаете к свирепым лицам крестьян, что настоящие бандиты показались бы вам просто честными земледельцами, довольно долго не брившими бороды. Один молодой англичанин, с которым я подружился в Гранаде, долгое время вполне безнаказанно ездил по самым сомнительным дорогам Испании; в конце концов он начал упорно отрицать самое существование бандитов. Однажды он был остановлен двумя подозрительными субъектами с ружьями в руках. Он в ту же минуту решил, что перед ним подвыпившие крестьяне, пожелавшие в шутку его напугать. На все требования отдать им деньги он отвечал только смехом и заявлениями, что они его не проведут. Для того чтобы вывести его из заблуждения, один из разбойников вынужден был огреть его по голове прикладом; шрам от этого удара он показывал мне еще три месяца спустя.