Поговорив с посредником, помещик выходил в переднюю и заговаривал с крестьянами следующим образом:
- Ну, что? А? Ну, вот и кончили благодаря бога. Довольны? А? А? Довольны?
- Благодарим покорно. Что ж? - отвечали крестьяне.
- Ну, да. То-то. А? Барин вам зла не пожелает. Не хотели, а теперь сами благодарите. А? Благодарите ведь? А?
- Так точно, Лександра Васильич, благодарим покорно.
- Мы за вас, Лександра Васильич, должны вечно бога молить, - вмешивался какой-то назойливый, тоненький голосишко.
- Иван Петрович,5 - обращаясь к посреднику, говорил помещик, - вот я говорю, не хотели, а теперь сами благодарны. А?
- Да, да, - из другой комнаты отвечал посредник.
- Своей пользы не понимают, глупы, - продолжал помещик.
- Ведь вы глупы? А?
- Это справедливо, Лександра Васильич, - со вздохом отвечал тот же тоненький мужичий голосишко.
- Ну да. Вот вас на волю отпустили. Ну да. Вы теперь будете вольные. А? вот я зла не помню. Ведь я вас люблю, даром что вы мошенники, - говорил помещик, рыгая и, видимо, смягчаясь все более и более. - Вот я какой! А? А почему я вас люблю? Потому что вы моей жены - покойницы. Да, - заключил он и пошел в другую комнату.
После непродолжительного молчания мужики пошептались, и один из них кашлянул и сказал, подойдя к двери:
- Мужикам, Лександра Васильич, как прикажете, домой? Или как ежели насчет чего приказывать изволите?
- Каким мужикам?
- А то есть нам-то-с?
- А ты кто ж такой?
- Я-с? Гм, мужик-с.
- Так что ж ты? Чучело!
Барин смягчился совсем и даже стал шутить.
- Нет, постойте. Я вам сейчас велю водки дать. Эй! Кто там? Подать водки моим мужикам по рюмке. Вот видите, - продолжал он из другой комнаты, - я зла не помню. Бог с вами. Я вам все прощаю. Я за вас хлопочу, а вы что? Вы моим лошадям овса пожалели. Бесстыжие ваши глаза! А? Не стыдно? А? Мошенники! Мошенники! А? И не стыдно? А? Овса пожалели!
Мужики молчали.
- Антон! И не стыдно тебе? Богатый мужик. Меры овса пожалел. А?
- Виноват, Лександра Васильич, - растроганным голосом отвечал мужик.
- А ведь я вас люблю. Ведь я вам отец. А? Не чувствуете? Ну, черт с вами! Пейте, подлецы, за мое здоровье, - заключил помещик и ушел в другую комнату.
1 Причетник - низший церковнослужитель (дьячок, пономарь, звонарь).
2 Вымышленное имя. (Примеч. В.А. Слепцова.)
3 Осташи - крестьянские сапоги здешней работы. (Примеч. В.А. Слепцова.)
4…так называемое соглашение… - имеется в виду земельный договор между помещиком и крестьянами, заключение которого после реформы 1861 года входило в обязанности посредников.
5 Вымышленное имя. (Примеч. В.А. Слепцова.)
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
Попалась мне рукописная книжка "Летопись города Осташкова", писанная каким-то священником. Много было хлопот и беготни, чтобы отыскать ее. Ходит она в городе по рукам уж очень давно, и все ее знают чуть не наизусть, но добыть ее, если кому понадобится, трудно. Лежит она у кого-нибудь, а у кого, бог знает. Иногда и тот, у кого она находится в данную минуту, не знает наверное: у него она или нет. Дети куда-нибудь затащат, ищи. Точно так же странствуют и другие рукописные тетради. Одну из них мне тоже удалось найти совершенно, впрочем, случайно. Тетрадь большого формата в лист, в переплете; на первой странице написано: Выписки из журналов, разных писателей, сочинений, также К.Н. Гречникова и П.К. Стременаева. Прозы, стихи, басни, романсы и гимны. С 1835 г., а мною выписаны с 1851 года. Вин.
Тетрадь эта, несмотря на крайнюю бедность заключенных в ней мыслей и вообще скудость материала, а может быть, именно и поэтому, показалась мне несколько занимательною. Этот жалкий сборник состоит главным образом из произведений туземной музы, вдохновлявшей двух друзей, гг. Гречникова и Стременаева1. Один из них, Гречников, как видно из тетради, безвременно похищен раннею кончиною; и на первой же странице читатель находит грустную элегию г. Стременаева "Предсмертие" - стихотворение, по-видимому, написанное под влиянием смерти друга и наставника, как называет его автор. Да и вообще произведения этого поэта (г. Стременаева) отличаются грустным тоном и большею частию написаны по случаю чего-нибудь.
Потом следует восторженный дифирамб: "Пароход на Селигере", написанный по случаю появления в Осташкове буксирного парохода братьев Савиных, Осташа.
Этот пароход в свое кратковременное служение фабрике Савиных наделал в городе много шуму и служил вначале немалым поводом к самохвальству всего города. Но, к несчастию, скоро кончил он свое поприще скандалом, по случаю которого не замедлил появиться ядовитейший, хотя и безграмотный, пасквиль. Как видно из рассказов и из пасквиля, дело происходило таким образом: пароход был предложен одному прибывшему из губернии значительному лицу для проезда в Нилову пЩстынь. Отправление гостя сопровождалось, разумеется, подобающими почестями и торжественностью. Хлопот было много. Больше всего старались о том, чтобы торжество вышло как можно торжественнее; но на всякий час не убережешься. И на этот раз, как часто в подобных случаях бывает, самое ничтожное, самое пустое, непредвиденное обстоятельство вдруг совершенно разрушает всю торжественность обстановки и все хитро и задолго обдуманные приготовления. Гость взошел на пароход и отчалил от берега. Ну, слава богу! Но увы! Ничто не прочно под луною. Однако я буду лучше продолжать словами туземного юмориста.
Осташ-пароход
Насмешил весь народ…
Лишь от пристани пустился,
За угол бани зацепился,
Людей в бане испужал.
Стена стала валиться, -
Люди бросили и мыться;
Испужались, закричали,
Вон из бани побежали.
Не успели смыть и мыло
(Это, верно, так и было).
Бежали все нагие…
Слушатели дорогие!.. И т.д.
Да. От великого до смешного один только шаг. Говорят, распорядители торжества очень сердились на эту проклятую баню. И подвернула же ее нелегкая, да притом, как нарочно, именно в такое время, когда уже все кончилось так хорошо, все приготовления удались как нельзя лучше, и тут… Черт знает, что такое!.. После неудавшегося торжества пароход, разыгравший такую скандальную штуку, куда-то исчез, вероятно, испугавшись насмешек.
Странная судьба этого парохода! Давно ли еще г. Стременаев приветствовал его следующими восторженными строфами:
Селигер! Где дни былые?
На раздолье своих вод
Ты не видишь ли впервые
Сына мысли - пароход?!.
Посмотри ж, вон он дымится,
Без весёл и парусов,
Но, послушный пару, мчится
Прямо в грудь твоих валов.
По бокам горами пена,
Зыбь сверкает назади,
Будто вырвавшись из плена,
Он летит с огнем в груди…
И проч.
Давно ли толпами ходили городские и сельские жители на пристань любоваться сыном мысли и хвастаться приезжим!
И вот, вследствие какого-нибудь ничтожного случая, те же осташи вспомнить без смеха не могут о своем пароходе. Ужасно непостоянный народ. Смешливы очень. Это я заметил.
После дифирамба о пароходе следует всякая всячина: отрывок из какой-то повести (сентиментальная сцена объяснения двух любовников); потом "романс" г-жи Языковой:
Лиры томной звук плачевной,
Выражай печаль мою!
Сладчайшее стихотворение Карамзина к Лизе2*, и опять "На смерть Гречникова", г. Стременаева; из этой элегии, как называет ее сам автор, видно, что с кончиною г. Гречникова