СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Да, уж это народ бедовый!
ЖОМОВ.
Ведь, коли по правде вам сказать, господа, так, по откровенности-то, ведь это все от пристава и дело-то началось. Разозлился бестия, что я ему мало плачу, извольте видеть, да еще с бабами моими шашни завел, каналья! Ну, знаете, как дело-то началось, я ему эдак, понимаете, попросту, по-солдатски-то и говорю: что ты там мутишь, чернильная твоя душа, я тебя не боюсь, я перед богом и государем ни в чем не согрешил... Вот тебе и не боюсь! Вот он и настряпал дело! дайте, говорит, 500 рублей, я дело улажу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.
Ах он мошенник!
ЖОМОВ.
Меня, знаете, это и взорвало. Не дам, говорю, тебе, каналья, не дам — ни полушки! Мне не 500 рублей жаль; 1000, 2000, 10 000 раздам, коли нужно, да не тебе червяку, а кто почище да повыше!.. Да уж, видно (вздыхая), надо было ему заплатить, нечего делать.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.
Нет, нет, зачем... будто уж нигде и правды нет. Вот мы и нынче говорили... вот, не знаю только, как это обстоятельство насчет гувернантки-то?
ЖОМОВ.
Что насчет гувернантки? Да я тут хоть перед царя на суд пойду! да я и вам, господа, откроюсь, таить не стану. Сами изволите видеть, человек я военный, правду-матку люблю. Взял точно, взял я к себе гувернантку, к детям. Сироты, знаете, матери нет, человек-то я вдовый. Ну-с, гувернантка-то из Воспитательного дома, русская... девка, я вам скажу, такая крупная, бойкая...
ВСЕ.
(кроме Вахрамеева).
Хе, хе, хе!
ЖОМОВ.
(продолжая).
Юлит, бестия, так около меня, тут прошмыгнет, там прошмыгнет... Ну, я, нечего греха таить, хе, хе!.. по-нашему, по-кавалерийскому-то, и того... хе, хе, хе!.. Ну, согрешил! ну, пал! ну, карайте, казните, бросайте камнем!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.
Помилуйте, как можно? это дело не такое!..
ЖОМОВ.
То-то-ж и есть! Так судить меня разве за это, что ли? а? судить? что я человек есмь — за это? Вот Вы, Алексей Александрович, сами недавно из военной-то службы вышли... Ну-ка, батюшка, признавайтесь, что Вы, много что ли бабам-то спуску давали? а? Чай, ни одна не отвертелась, по лицу вижу... ха, ха!
ВСЕ.
(кроме Вахрамеева).
Ха, ха, ха, ха! (Вахрамеев таращит спросонья глаза, потом, прикрываясь газетой, плюет в сторону: «тьфу!»).
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
Ха, ха! Ну, конечно, не без этого. Уж точно, бывало, не попадайся, ха ха!
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Да, Алексей Александрыч у нас ходок!..
ЖОМОВ.
А Вы, Семен Иванович, не ходок, что ли? Знаем мы Вас! Мне Жигулин-то все рассказывал, как Вы с ним погуливали, хе, хе, хе!
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Хе, хе, хе! Да с вами беда, ей богу! Было того-с!.. Не бесплотные и мы-с, хе, хе, хе!.. А что Жигулин, здравствует себе? ничего?
ЖОМОВ.
Ничего, слава богу, приятель мне сердечный! Да уж и человек-то какой! Поверите ль, он до сих пор супругу Вашу поминает. Что, говорит, за барыня такая была!..
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
Как же, я и сам слышал про Марью Осиповну... Grande dame[39], говорят, была просто!
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
(помолчав).
Да, господа, могу похвастаться... (с чувством) я такой женщины и не видывал... да и не родятся уж, кажется, такие.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.
Не имел чести знать.
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
(с возрастающим жаром).
Я Вам вот что скажу, Александр Матвеич, я так ее любил, что вот теперь 20 лет прошло, как она умерла-то, без слез и вспомнить не могу (задумывается). И какого нрава-то была, ангел! Ни дать, ни взять, ангел! Надо вам сказать, господа, что я-таки довольно долго ее добивался... был там у нее другой на примете... да тот как-то ее там эдак и обманул... Она и пошла за меня... Ну, и отец-то ее меня как родного сына любил... Да недолго только прожила со мною голубушка, всего четыре годочка!.. (утирает слезы и дрожащим голосом). Я и теперь все ее вещи свято берегу... все, что только завещала покойница, все выполнил, ничего не забыл... я просто... я уж и не знаю, как я ее любил... Поверите ли, Александр Матвеич, уж коли эдак, по душе-то, раскрываться-то, поверите, как пришлось мне, знаете, взять к себе — того... понимаете... по немощи-то человеческой — крестницу ее выбрал, девушку-мещаночку!.. По крайней мере, всякий раз вспомянешь ее, мою голубушку (плачет).
ЖОМОВ.
(утирая глаза кулаком).
Разжалобили Вы меня совсем, Семен Иванович, я и сам вдовец! (жмет ему руку).