Никуда не делась она и в то утро, когда Иарлэйт, бледный от ярости на своих непрошенных защитников, отправлялся на охоту в сторону гор.
Два десятка воинов, которые не выполнили бы ни один его приказ, сопровождали его — как будто опасались, что тот попытается бежать.
Иарлэйт понятия не имел, куда бы он мог сбежать. Его земля и его дом были здесь. И он знал, что Меолан будет искать его именно здесь, а не где-то ещё. Он слишком давно жил в мире, чтобы представить себе, что снова придётся ввязываться в чью-то войну, а Иарлэйт, к тому же, даже не знал — в чью.
Обо всём об этом он думал всё чаще, и всё сильнее давило на него собственное бессилие. Несмотря на ярко светившее солнце, и этим утром сердце его сжимала тоска, и он подумывал уже возвращаться домой, когда увидел вдали, под деревом, скрючившийся от боли человеческий силуэт.
Иарлэйт мгновенно спрыгнул с коня, и тут же два копья преградили ему путь.
Иарлэйт поднял бровь и с ледяной яростью посмотрел на своих спутников.
— Вы меня собираетесь защищать от моих же людей?
— От бунтовщиков, — услужливо ответил один из стражей.
— Прочь, — спокойно произнёс Иарлэйт. — Я допрошу его и сам решу — бунтовщик он или нет.
Оттолкнув от себя копья, он придержал полы длинного бледно-голубого одеяния. Подошёл к раненому и опустился на траву возле него. Проверил пульс и прошёлся ладонью по груди в поисках ран. Иарлэйт кое-что знал о целительском мастерстве. Пожалуй чуточку больше, чем любой городской костоправ. Он побледнел и, обернувшись к стражникам, приказал:
— Сделать для него носилки. Мы забираем его с собой. Быстро! — добавил он, и лёд, прозвеневший в его голосе, в мгновение ока заставил спутников броситься выполнять приказ.
========== 4 ==========
Процессия неторопливо направилась обратно к воротам замка. Иарлэйт больше не забирался в седло — он шёл пешком, то и дело поглядывая на мужчину, которого несли на носилках двое рыцарей.
Иарлэйту было страшно, потому что он вовсе не был уверен, насколько хватит его влияния и выполнят ли они приказ до конца, не бросят ли носилки посередине пути.
И ещё Иарлэйт был взволнован — сердце гулко стучало в груди, кровь шумела в висках и лорд о’Доэрти сам не знал, почему так.
Он приказал бы забрать этого человека с собой, даже если бы тот был простым крестьянином, потому что никогда не любил смотреть на чужие мучения. Но мужчина крестьянином не был — плащ непривычного кроя и серебряный знак тонкой работы, видневшийся на его плече, говорили о том, что воин прибыл издалека. В том, что это воин, Иарлэйт тоже не сомневался, хотя на теле мужчины не было заметно ничего похожего на меч. Иарлэйт видел это по его лицу — даже сейчас, когда глаза незнакомца были закрыты, когда он едва дышал и был так бледен, что кто-то другой мог принять его за мертвеца.
Заметив, что мужчина чуть шевельнулся и пытается встать, о’Доэрти поспешно накрыл его ладонь своей рукой.
— Всё в порядке, — тихо сказал он. Потом другую ладонь положил ему на лоб, склонился низко-низко и шепнул: — Спи.
Мужчина мгновенно погрузился в глубокий сон и больше уже не приходил в себя до тех пор, пока процессия не вошла в крепостной двор.
— Лорд о’Доэрти, — услышал Иарлэйт, едва ворота закрылись за его спиной, и мгновенно напрягся.
Человек, стоявший перед ним, был несколько выше ростом, чем он сам, хотя никто и никогда не решился бы назвать Иарлэйта коротышкой. Он был шире в плечах и тут удивляться было нечему — несмотря на то, что Иарлэйт в своё время отлично владел мечом, фигура его всегда оставалась хрупкой и стройной. Именно в этом — а ещё в лице, которое год от года сохраняло юношескую свежесть — крылась одна из причин того, что люди не принимали его всерьёз. Вторую причину он не называл им вслух — но здесь, в Изумрудном Кольце, не было регулярных войск. Иарлэйт и Меолан не желали держать дружину. Они ушли сюда, чтобы жить в мире, и знали, что вдвоём смогут отстоять своё право лучше, чем любая армия. Так было восемь десятков лет назад. Теперь же в голове Иарлэйта лишь пронеслось горестное: «Вдвоём», — и он подавил бесполезный вздох.
— Сэр Глостер, — Иарлэйт изобразил мягкую улыбку и слегка поклонился.
У Роберта Глостера были короткие, постриженные на римский манер тёмно-русые волосы, в то время как сам Иарлэйт, сколько себя помнил, предпочитал германскую традицию отращивать волосы ниже плеч. Крупные черты лица и мрачный взгляд человека, который привык разрешать противоречия при помощи меча. Он не улыбнулся в ответ и лишь скользнул взглядом в направлении ноши, которую продолжали удерживать его люди.
— Я вижу, вы увлеклись выхаживанием бродяг, — заметил он. — И всё же не стоит заставлять моих людей выполнять ваши капризы.
— Ваша церковь, как и моя, велит помогать немощным и убогим, — Иарлэйт продолжал улыбаться, — так почему бы вашим людям сегодня не заняться богоугодным делом?
Он хотел сказать «в кои-то веки», но в последнее мгновение бросил взгляд на бледное лицо раненого и решил не затягивать спор.
Церкви, которым приносили пожертвования Иарлэйт о’Доэрти и Роберт Глостер, действительно весьма различались как по своим заветам, так и по обрядам, потому что Иарлэйт с тех пор как поселился здесь, в Изумрудном Кольце, поддерживал остатки древних ирландских монастырей. Местных монахов больше заботила забота о простых людях, чем отпущение грехов. Глостер же пришёл с востока, где влияние единой папийской церкви становилось с каждым десятилетием только сильней.
— Чем меньше вы будете спорить, тем раньше я смогу освободить… ваших людей, — продолжил Иарлэйт.
— Куда его нести? — решился подать голос один из стражников.
— В Башню Летнего Бриза, — ответил Иарлэйт не поворачиваясь к нему.
На несколько мгновений наступила тишина. О’Доэрти не сомневался, что стражники сейчас смотрят на своего командира.
— Вы уверены, что хотите поместить какого-то бродягу в лучшей башне замка? — натянуто поинтересовался тот.
— Это всё ещё мой замок, — Иарлэйт приподнял бровь. — Я размещаю кого хочу и где хочу.
Он бросил на стражников короткий взгляд, и те поспешили повернуть к башне, выходившей окнами на морской залив.
До этого дня в Башне Летнего Бриза Иарлэйт жил сам. И собирался жить дальше. Решение доставить раненого именно туда было продиктовано не одним лишь желанием показать характер непрошеным гостям. Иарлэйт хотел поместить его так близко к себе, чтобы никто не мог помешать им видеться — и чтобы никто не смог следить за тем, сколько и когда он посещает своего нового гостя. Лицо Глостера, тем временем, оставалось таким же хмурым, как всегда, так что Иарлэйт не мог с точностью сказать — разгадал тот его задумку или нет.
Глостер, в свою очередь, кое-что понял, но вовсе не то, о чём думал в этот момент Иарлэйт.
С тех пор как Глостер и его люди пришли в этот замок, лорд о’Доэрти никого не подпускал к своей башне на расстояние десяти шагов. В его замке было мало слуг и ещё меньше стражи, однако двое надёжных и хорошо вооружённых людей круглые сутки дежурили перед Башней Летнего Бриза, и о том, чтобы прорваться через них, не могло быть и речи.
Всё время, что находился здесь, Глостер не оставлял надежды завязать с лордом о’Доэрти более дружеские отношения, но тот оставался холоден как лёд. Теперь же ни с того ни с сего решил поселить в собственной башне человека, которого и видел-то в первый раз.
Глостер хотел возразить и попытаться помешать своим людям выполнить приказ, но бледно-голубые и холодные, как самый северный ветер, глаза Иарлэйта уставились на него, и Роберт мгновенно проглотил язык. Этот человек, юный, слабый телом и замкнутый, умел весьма неожиданно влиять на людей, одним взглядом мог заставить их ноги примёрзнуть к земле, а одним словом — вынудить выполнить самый глупый приказ.
Глостер так и стоял, не смея сдвинуться с места, пока двое солдат, а вместе с ними и лорд о’Доэрти, не исчезли в дверях башни.
Только после этого он испустил облегчённый вздох и рявкнул, обращаясь к тем, кто остался во дворе: