Затем я вложил его в письмо к Эрнесту, в котором я напомнил ему о его обещании, попросив передать это письмо и доставить мне ответ, если таковой будет. Это письмо я запечатал так же, как и первое, а затем, в свою очередь, вложил его в краткую записку к Эглинтону, в которой просил поместить письмо в ящик и дать мне знать, если на него обратят какое-нибудь внимание. Я попросил друга, остановившегося у меня, исследовать обе печати под микроскопом, чтобы, когда мы снова увидим их, можно было узнать, не мухлевал ли кто с ними. В ответ я получил записку от Эглинтона, где говорилось, что он исправно поместил письмо для Эрнеста в его ящик, и оно уже исчезло, так что если поступит какой-нибудь ответ, он сразу же перешлёт его мне. Через несколько дней я получил письмо, адресованное незнакомым мне почерком, а, открыв его, я обнаружил в нём свое собственное письмо Эрнесту, по всей видимости, нераспечатанное. Имя "Эрнест" на конверте было зачеркнуто, а под ним карандашом было написано мое собственное имя. Мы с другом сразу же исследовали печать под микроскопом и не смогли найти никаких признаков того, что кто-либо манипулировал с письмом, и мы оба согласились, что совершенно невозможно, чтобы кто-то его открывал. Тем не менее, вскрыв конверт, мы обнаружили, что моё письмо к Учителю исчезло. Всё, что я нашел внутри — это мое собственное письмо к Эрнесту, с добавлением нескольких слов, написанных хорошо знакомым мне почерком на чистой странице. Там сообщалось, что письмо исправно вручено Великому Учителю, и что если в будущем я буду сочтён быть удостоенным ответа, Эрнест с радостью мне его передаст.
Я прождал несколько месяцев, но ответа не было, и когда бы мне на сеансах Эглинтона ни случалось встретить Эрнеста, я всегда спрашивал его, когда же можно ожидать ответа. Он неизменно отвечал, что моё письмо было должным образом доставлено, но об ответе ещё ничего не известно, и больше он ничего предпринять не может”.[1]
Письмо, упомянутое выше, было послано Учителю К. Х. 3 марта 1884. 1-го ноября того года мадам Блаватская должна была плыть в Индию с м-ром и м-с Купер-Оукли. За два дня до этого, 30-ого октября, м-р Ледбитер приехал в Лондон, чтобы попрощаться с Е.П.Б., и остановился на ночь у м-ра и м-с Синнетт. Тем вечером "Д. К." (Учитель Джуал Кхул) сообщил ему через Е.П.Б., что ответ на его письмо от 3-го марта Учитель послал, но ничего не было сказано относительно его содержания.
Утром 31-го октября м-р Ледбитер возвратился в Липхук (станция в округе Брэмшот) поездом, идущим в 11.35 от станции Ватерлоо. Поскольку Липхук находится в сорока семи милях от Лондона, он достиг Брэмшота в течение одного часа. Там он нашёл письмо, которое я воспроизвожу.[2]
Первое письмо учителя К. Х. Ч. У. Л
Прошлой весной, 3 марта, вы написали мне письмо и доверили его "Эрнесту". Хотя сама бумага так и не дошла до меня — да и вряд ли могла, учитывая природу посланника — содержание её дошло. Я не ответил на письмо тогда, но послал вам предостережение через Упасику.
В этом вашем послании было сказано, что после чтения "Эзот. буддизма" и "Изиды", вашим "единственным большим желанием было стать моим челой, что вы желали бы узнать больше истины". "Как я понял из высказываний м-ра С[иннетта], — продолжали вы, — будет почти невозможно стать челой, не отправившись в Индию." Вы надеялись, что сможете сделать это через несколько лет, так как узы благодарности обязывают вас пока оставаться в этой стране, и т. д. Теперь я отвечаю на вышесказанное и другие ваши вопросы.
1. Находиться в Индии, в продолжение семи лет испытания необходимости нет. Чела может провести их где угодно.
2. Принятие какого-либо человека в качестве челы не зависит от моей личной воли. Это может быть лишь результатом его личных заслуг и усилий в этом направлении. Вынуждайте одного из "Учителей" по своему выбору; делайте добрые дела во имя его и ради любви к человечеству; будьте чисты и непоколебимы на пути праведности (как заповедано в наших правилах); будьте честны и неэгоистичны; забудьте своё "я", чтобы помнить о благе других людей — и вы заставите этого "Учителя" принять вас.
2
В письме особый почерк. Оно не написано рукой, но "осаждено" в результате процесса, который требует использования оккультных сил. Учитель К. Х. описывает процесс следующим образом в двух письмах м-ру Синнетту:
“Кроме того, учтите, что эти мои письма не написаны, а отпечатаны или "осаждены", а затем исправлены все ошибки…"Осаждаю" ли я, диктую или сам пишу — разница во времени очень мала. Сначала мне нужно подумать, сфотографировать каждое слово и предложение тщательно в своём уме, прежде чем оно может быть повторено "осаждением". Как фиксирование на химически подготовленной поверхности изображений, созданных фотографической камерой, требует предварительного приведения аппарата в фокус снимаемого объекта (ибо иначе, как это бывает у плохих фотографов, ноги сидящего не получаются пропорциональными по отношению к голове и так далее), так же и нам приходится сперва располагать наши фразы и запечатлевать в уме каждую букву, прежде чем она становится годной для чтения. Пока что это всё, что я могу сказать. Когда наука больше узнает о тайне литофила (или литобиблиона), и каким образом отпечатки листьев появляются на камнях — тогда я буду в состоянии лучше объяснить вам этот процесс” (“Письма Махатм A. П. Синнетту”, стр.19, 22).
Есть второе описание осаждения в письме Е.П.Б. м-ру Синнетту. После упоминания, что осаждённое письмо покажет под микроскопом "несколько слоев различных материалов — графит, порошок, чернила и т. д.", Е.П.Б. описывает, как она наблюдала своего собственного Учителя, Учителя M., в работе по осаждению.
"Я часто видела М. сидящим с книгой самых замысловатых китайских иероглифов, которые он хотел скопировать, кроме того, перед ним всегда лежала тетрадь с чистыми листами; при этом он обычно сыпал перед собой щепотку чёрного графитового порошка, а затем слегка растирал его по странице, после чего поверх него осаждал краску и тогда, если изображение иероглифов было, по его мнению, вполне приемлемым и правильным, то скопированные иероглифы оказывались нормальными, а если же его случайно отрывали от его занятия, возникала путаница, и вся работа шла насмарку". (“Письма Е. П. Блаватской A. П. Синнетту”, стр.32).