Волна образов, выплескивающихся из молитвы, — мимолетных, исправляющих, очищающих, оживляющих друг друга — чаще, я думаю, встречается при хвале, чем в молитвах просительных. О последних мы, пожалуй, поговорили достаточно. Но я не жалею: они — верная отправная точка, они поднимают все проблемы. Попытайся кто–нибудь перейти к высшим ступеням (или обсуждать их), минуя турникет, я бы ему не поверил. «Высшее не стоит без низшего». Презрение к просительной молитве может быть знаком не особой святости, а просто маловерия и нежелания спросить: «Разве я делаю это только для себя?»
XVII
Забавно, что ты спрашиваешь мое мнение о молитве как хвале и преклонении. На лесной прогулке ты когда–то сам меня научил почти всему, что я знаю. Неужели ты забыл?
Именно от тебя я узнал замечательное правило: начинай с того места, где находишься. Раньше я полагал, что сперва надо подытожить все известное о благости и величии Божьем, поразмышлять о творении, искуплении и «всех благах жизни нашей». Ты обернулся к ручью, подставил горящее лицо под небольшой водопадик и воскликнул: «Почему бы не начать с этого?»
А ведь это работает. Кажется, ты и сам не догадываешься, насколько хорошо работает. Мягкая подушка мха, прохлада, пение птиц и танец солнечных лучей, конечно, не такие большие дары, как «благодать и упование на славу». Но они очевидны, в них видение заменяет веру. Они — не надежда на славу, а явление славы.
Ты не говорил ни о «природе», ни о «красоте природы». Таких абстракций здесь нет. Я постигал гораздо более тайное учение: удовольствия — это лучи славы, которая действует на наши ощущения. Когда славу Божью воспринимает воля, мы зовем ее благом, когда ее воспринимает понимание — истиной, когда ее воспринимают чувства и настроение — удовольствием.
Но разве не бывает плохих и запретных удовольствий? Конечно, они бывают. Однако для меня выражение «плохие удовольствия» есть сокращение для простоты: речь об «удовольствиях, полученных через запретные поступки». Плоха не сладость яблока, а его кража. Сладость — луч славы. Кражу это не оправдывает, даже делает еще хуже, превращает в святотатство. Кражей мы оскверняем святыню.
С того нашего разговора я пытаюсь сделать каждое удовольствие источником хвалы. И не только тем, что благодарю за него. Благодарить, конечно, надо, но сейчас я говорю не о том. Как бы мне это объяснить?
Мы не можем (по крайней мере, я не могу) воспринимать птичье пение просто как звук. Вместе с пением приходит сообщение («вот птица»). Точно так же, читая книгу, я не могу воспринимать знакомые слова только как геометрические фигуры: чтение происходит автоматически. Когда шумит ветер, я слышу не просто шум, я слышу «ветер». Одно от другого не отделишь. Так должно быть и с удовольствиями. Надо одновременно пережить удовольствие и уви деть его божественный источник. Небесный плод тотчас напоминает о саде, где созрел; аромат — о благоуханном крае. Мы получили весть, нас коснулась Божья десница. Благодарность и хвала не что–то отдельное или «последующее». Ощутить удовольствие как небольшую теофанию — уже хвала.
Благодарность восклицает: «Сколь милостив Господь!» Преклонение говорит: «Если так ярок Его мгновенный отблеск, каков же Он сам!» Мысль взбирается по солнечному лучу к солнцу.
Будь я всегда тем, кем хочу, ни одно удовольствие не казалось бы мне обычным и банальным — ни утренний ветер, ни мягкие тапочки, в которые влезаешь вечером.
У меня не всегда это получается. Во–первых, мешает невнимание; во–вторых, неправильное внимание. При желании можно услышать шум вместо ветра. Еще проще сосредоточиться на удовольствии как простом ощущении, субъективировать его, не заметив божественного аромата вокруг; в–третьих, жадность. Вместо «и это Ты» может вырваться роковое «ещё». Опасна и гордыня, тщеславная мысль, что не каждый найдет Бога в ломтике хлеба или масла, а это жемчужное, перламутровое, серебряное небо многие сочтут просто серым.
Заметь, я не различаю чувственные и эстетические удовольствия. С какой бы стати? Это и не нужно, и почти невозможно.
Если это гедонизм, то и трудная наука. Но потрудиться стоит: яркое пятно станет ярче и не будет таким расплывчатым.
Уильям Лоу говорит, что люди «забавляются», когда просят о терпении в голоде и гонениях, а сами ворчат на скверную погоду и мелкие неудобства. Прежде чем бегать, нужно выучиться ходить. Так и здесь. Нам (или мне) не возблагодарить Бога за крупные дары, если раньше не привыкнуть благодарить Его в мелочах. В лучшем случае вера и разум подскажут, что нужно Его восхвалить. Но ведь мы Его еще не нашли, «не вкусили и не увидели». Любой солнечный зайчик в лесу расскажет о солнце то, чего не найдешь ни в одном учебнике по астрономии. Эти чистые и непосредственные радости — «блики Божественного света» в лесу нашей жизни.