Ленька на меня сердится, что я не пишу ему. Следующее письмо из Парижа пошлю ему...
Лейден, 9 января 1924 г.
Дорогая Мама!
Вчера я приехал из Парижа сюда к Эренфестам. Мне хотелось расспросить Татьяну Алексеевну о ее русских впечатлениях и о вас вообще.
Я был на юге Франции у моих знакомых. Там я прогостил дня 4, потом провел два дня в Париже и теперь, послезавтра, еду обратно в Кембридж. Очень было забавно почти прямо с Ривьеры, с Лазурных берегов, где все зелено, небо голубое, солнце тепло светит, попасть в Голландию, где 5° мороза, снег, лед, торчат черные стволы деревьев, люди ходят в шубах. Послезавтра я возвращаюсь в Кембридж и сажусь за работу. В конце каникул я всегда с охотой думаю о лаборатории.
У Эренфестов мне хорошо, и я с удовольствием провожу те дни, которые могу оторвать для Голландии. Детвора, семья — это все то, чего я лишен в Кембридже. Я прихожу к убеждению, что я — семейное животное.
У Эренфестов строгие правила дома можно курить только в двух комнатах. А я теперь большой курильщик. Ничего не попишешь. Под такими строгими правилами находится даже Эйнштейн, когда он живет тут.
Ну, пока! Всего хорошего, дорогая моя. Напишу письмо подлиннее из Парижа пошлю ему.
Кембридж, 30 января 1924 г.
Дорогая Мама!
Давно не писал тебе. Был занят очень. Ни одного дня не сидел вечером дома. Да, работы уйма сейчас. У меня лекции тоже начались. На первой было 3 человека, на второй было 10...
Меня очень беспокоит твое здоровье и твоя работа. Тетя Саша меня также огорчает. Если тебе почему-либо придется оставить службу, то всегда, конечно, ты можешь приехать и быть со мной Единственное препятствие, которое я вижу, это то, что тебе здесь будет скучно. Во-первых я целый день в лаборатории. Потом, тут не говорят на других языках кроме английского, и, в-третьих, я думаю. тебе трудно будет обойтись без твоей обычной работы. Я-то буду очень рад. Что касается моего приезда, то он очень возможен но, конечно, трудно возлагать какие-либо определенные надежды. Я делаю все возможное, чтобы его устроить. Но это отнюдь не легко.
Меня очень огорчает, что ты переутомляешься Этого нельзя делать. Надо помнить, что никакую машину нельзя перегружать. Что касается тех затруднений, которые возникают в области твоей педагогической деятельности. то я их понимаю, в особенности после разговора с Татьяной Алексеевной Эренфест. Хотя, конечно, издали мне все же трудно судить обо всем этом.
Признание России, наверное, произойдет в ближайшее время. Это очень хорошо и, я думаю, облегчит многим многое.
У меня все еще как-то неясно на душе, по какому пути складывать свою дальнейшую карьеру. Я чего-то сегодня усталый, и мне все мерещится в черном свете. Столько работы, и как-то боишься с ней не справиться.
Кембридж, 9 марта 1924 г.
Дорогая Мама!
С нетерпением жду от тебя письма с ответом на мое последнее письмо, в коем я прошу тебя приехать ко мне.
За это время я закончил свою работу (часть первую) к печати. Она прошла через Крокодила и будет скоро напечатана. Накопилось очень много материалов для печати — еще для одной большой работы и двух маленьких. Все это хочется закончить до пасхи, а чувствуешь себя уже несколько усталым и переутомленным. Во вторник лекция последняя дли студентов. В среду доклад в Физическом обществе, а на будущей неделе еще один доклад. Все это надо закончить тоже. Тогда можно отдохнуть.
За это время я сделал интересное знакомство с Кейнсом{55}. Ты, может быть. знаешь это имя. Он был английским экспертом на мирной конференции и написал книгу. Он считается самым крупным экономистом в Англии. Ему всего-навсего лет 45—48. Он очень бойкий, живой и разговорчивый. Очень остер на язык и совершенно не похож на англичанина. Я с ним встретился раза два. Первый раз завтракал с ним, а потом он пошел в лабораторию смотреть мои опыты. Второй раз - был торжественный обед в колледже, на коем я присутствовал. После обеда играли в карты, и я играл за одним столом с Кейнcoм по его приглашению.
Он знает очень много людей, видел уйму на своем веку и умеет рассказывать.
Не знаешь ли, когда выезжает Абрам Федорович и едет ли Колька с ним? Напиши, пожалуйста, сразу, когда услышишь, что они выехали.
Мой здешний Крокодил в стадии любезности ко мне. Это после ругани, которую мы имели недавно. Это всегда у нас так. Но, в общем, мы большие друзья. Мне дарят маленького крокодиленка из бронзы, который я прикреплю на капот моего автомобиля.