Шалон-сюр-Сонн, 30 июня 1842.
Вы наверняка догадались о конце сказки — пекарь околпачил дервиша,— достойнейший человек этот ржаного хлеба не любил.
Я нахожусь сейчас в городе, который мне особенно ненавистен; сижу один в гостинице и слушаю жуткий вой юго-восточного ветра, все здесь иссушающего и создающего в коридорах такие симфонии, точно сам дьявол явился на землю. А потому я гневаюсь на всю природу. Пишу Вам, дабы хоть немного утешиться радостной мыслью о том, что в предстоящем Вам путешествии Вы переживете множество подобных дней.. В церкви Святого Винсента 1-я-видел-очаровательную девушку, истово шептавшую покаянные слова. Как называются молитвы или нечто им1 близкое, что произносят перед гравюрами, где изображены главнейшие сцены из страстей Господних? Подле девушки стояла ее мать и внимательно наблюдала за нею. Старательно срисовывая старые византийские капители, я все думал, какой же проступок могла совершить эта девушка, чтобы так самозабвенно каяться. Верно, какой-нибудь тягчайший грех. И Вы тоже сделались истовой богомолкою, следуя нынешней моде, которая охватывает почти всех? Да, Вы должны быть богомолкою по тем же причинам, по каким носите голубую кашемировую шаль. Однако ж я бы на Вас рассердился; волна набожности, затопившая Францию, претит мне; это —■ род философии, чрезвычайно убогий, идущий исключительно от рассудка, а вовсе не от души, Коль скоро Вы сможете наблюдать на божность итальянцев, надеюсь, что и Вы, вслед за мною, найдете, что единственно она и хороша; правда, там набожен лишь тот, кто хочет, и надобно родиться по ту сторону Альп или Пиренеев, чтобы веровать так, как веруют они. Вы не представляете себе, какое отвращение вызывает во мне нынешнее наше общество. Оно, кажется, употребило все возможные ухищрения, чтобы умножить и без того неисчислимые и неизбежные горести, на которых зиждется порядок вещей. Ожидаю Вашего возвращения из Италии; там Вы увидите общество, где все, напротив, стоит на том, чтобы создать для каждого более покойную и сносную жизнь. Мы возобновим тогда беседы о лицемерии и, возможно, наконец друг друга поймем.
Почти всю зиму провел я за изучением мифологии по старым латинским и греческим книжкам. Это крайне меня1 позабавило, и если когда-нибудь у Вас возникнет вдруг желание изучать историю мышления людей, что куда интереснее, нежели история их поступков, обратитесь ко мне, и я Вам укажу три-четыре книжки, прочитав которые, Вы сделаетесь не менее учены, чем я, а это не так уж и мало! Как проводите Вы время? Я задаю себе кое-когда этот вопрос, не находя вразумитель ного ответа. Составляй я Ваш гороскоп, я предсказал бы, что в конце концов Вы напишете книгу,— это неотвратимое следствие того образа жизни, какой ведете Вы, какой вообще ведут женщины во Франции. Немного воображения, а иной раз и души; затем в игру вступает лицемерие, переходящее в набожность,— и, наконец, автор готов. Спаси Вас Бог от подобного превращения.