— А р-разве это п-плохо? Ты была бы в б-безопасности.
— Знаю, — девушка грустно улыбнулась, смотря прямо перед собой. На мгновение Фридриху показалось, что она вернулась в свои старые воспоминания. Но через секунду взгляд Теодоры прояснился, и она продолжила с новой силой. — Но не приехав сюда, я бы навсегда осталась работать в журнале для домохозяек, а моя жизнь превратилась бы в сплошное разочарование. Сейчас я имею возможность изменить мир и я не хочу упускать её.
— Всегда хотел з-задать вопрос, почему именно ж-журналистика? — аккуратно поинтересовался Фридрих.
Теодора улыбнулась.
— В детстве я обожала истории. Я была словно пустая книга, которую срочно надо бы чем-то заполнить. Я жаждала знаний, которые могли быть полезны, и любила всякие слухи, что разносили соседки. Как говорила моя мама, от меня ничего не укроешь. Я всегда добивалась правды. — тут девушка замолчала, но затем закончила свою мысль. — За это меня многие и недолюбливали.
— П-почему бы не стать п-писателем?
— О, нет, нет, нет, — захохотала Теодора. Её девичий и звонкий смех, словно ручей, разлился по окрестностям. Он был подобен прекрасной мелодии, какую Фридриху ещё было неведомо услышать. — Боже упаси, какой из меня писатель! Я хоть и любила всё приукрашивать, однако не настолько. С фантазией всегда было плохо, и это мешало мне придумывать свою собственную историю. Да и быть журналистом намного интереснее. Ты как будто бы становишься героем детективного романа, который пытается провести собственное расследование. Но таких ощущений я ещё не испытала из-за журнала «Секреты домохозяйки»!
Ещё один смех разнёсся по улицам, однако теперь к женскому хихиканью добавился мелодичный мужской. Фридрих смеялся с теплой улыбкой на губах, немного поглядывая на Теодору.
— Эх, а что мы всё обо мне да обо мне. Давай поговорим о тебе.
— Обо мне? — удивился Фридрих. — Т-ты же вчера б-брала у меня интервью.
— Это было вчера, а сегодня новый день, — глаза Теодоры сверкнули в темноте, отчего Фридрих застенчиво отвёл взгляд в сторону.
— Что т-ты хочешь услышать?
— Ну, например, какой твой любимый десерт?
Фридрих был обескуражен этим вопросом, однако виду не подал. Лишь незаметно пожав плечами, он ответил:
— Я любил т-творожный пирог со смородиной, который готовила моя м-мама. П-помню, у наших соседей был свой сад с этими ягодами. Урожая всегда б-было так много, что смородину отдавали нам д-даром. Матушка в конце лета не отходила от печи: то в-варенье с ней варила, то пироги готовила. Но как бы много она не делала этого п-пирога, я всегда его ел с удовольствием.
— Это здорово. Мне нравится простое шоколадное печенье. Я люблю шоколад, однако конфеты и диковинные десерты никогда не были по душе. Что с твоей матерью сейчас?
Этот вопрос заставил Фридриха на секунду замереть и нахмуриться. В голове неожиданно возникли образы далекой женской фигуры, которую Фридрих видел в своём детстве не так часто, как ему хотелось.
— Она умерла от х-холеры три г-года назад. З-заразилась от кузины, что жила в Венеции.
— Ох, прости. Я не должна была спрашивать о таком, — глаза Теодоры наполнись беспокойством. Она слегка сжала ладонь на руке Фридриха в знак поддержки.
— В-всё хорошо. М-мы были не так б-близки. Ей д-думалось, что моё заикание ставит крест н-не только на моей жизни, н-но и на её.
— Не стоит переживать по этому поводу, — ответила Теодора. — Ты заикаешься меньше, когда не волнуешься. Уверена, что со временем ты от него почти избавишься.
— Спасибо, — просто проговорил Фридрих, улыбаясь девушке.
За непринужденной болтовней пара не заметила, как дом госпожи Ваутерс уже находился в нескольких шагах. Теодора подошла к входу и повернулась лицом к Фридриху.
— Спасибо за этот день, — проговорила она, смотря на Фридриха из-под густых ресниц. — И за цветы тоже. Всё было прекрасно.
— Б-без тебя ничего бы вышло, — сказал Фридрих.
Лицо Теодоры покрыл легкий румянец. Девушка покрепче перехватила букет и прижала его к груди.
— У тебя есть планы на завтрашний вечер? — вдруг робко спросила она.
— Э… Н-нет. — неловко произнес Фридрих, теребя пуговицу на манжете кителя.
— Тогда…– Теодора чуть прочистила горло и продолжила. — Хотел бы ты прийти завтра ко мне на чай?
Фридриха как будто окатили холодной водой. Его рот приоткрылся в немом вопросе, глаза распахнулись, а брови взлетели наверх. Несколько секунд молодой человек старался осмыслить сказанное. После чего моргнул пару раз и с трудом выдавил из себя:
— К-к-куда?
— На чай, — скромно повторила Теодора. — Я знаю, что тебе это кажется безрассудным…
— Т-так и есть, — перебил Фридрих.
— Да, но всё же. Я хотела бы немного побыть с тобой да поговорить за чашечкой чая. Кроме того, у меня есть повод, — сказала она тихим шепотом, на что Фридрих лишь недоуменно воззрился на неё. — Не нужно на меня так смотреть, Фридрих. Всё пройдет хорошо, если ты не наденешь свою форму. Твой английский великолепен, так что никто и не поймет, что ты из Германской империи. А ещё в доме есть чёрный вход.
— Я н-не д-думаю, что это хорошая идея, — сдавленно произнес Фридрих. — Вдруг кто-то в-войдет…
— Ко мне редко кто заходит, — сказала Теодора. — Лишь Лоуренс и сама госпожа Ваутерс может заглянуть, и на этом всё. Фридрих, — она подошла ближе и взглянула солдату в глаза. — Для меня это было бы действительно важно.
Фридрих молча смотрел на неё, пытаясь найти что-нибудь в чертах её лица. Она глядела на него с такой небывалой искренностью и мольбой, что Фридрих вздохнул, соглашаясь.
–Х-хорошо, — проронил он.
Теодора тут же переменилась в лице, став более веселой и жизнерадостной.
— Большое спасибо. Я понимаю, что тебе это решение далось тяжело, но могу сказать — ты не пожалеешь, — она игриво подмигнула ему, отчего Фридрих тут же залился краской.
Когда они распрощались, у Фридриха в голове был настоящий рой мыслей, среди которых всё время проскальзывал вопрос: «Кто такой Лоуренс?».
***
Фридрих уже приближался к дому госпожи Ваутерс, однако спокойней ему от этого не становилась. В руке он держал небольшой пакет с шоколадным печеньем, которое смог купить в пекарне неподалеку. На удивление Фридриха, пекарь ничего ему не сказал, лишь улыбнулся и пожелал хорошего вечера. Это заставило арийца немного смутиться и быстро выйти наружу. Ткань накрахмаленного воротника царапала шею, однако Фридрих вовсе не обращал на это внимание. Весь оставшийся день после прочтения записки от Теодоры он потратил на то, чтобы привести свою белую рубашку в ухоженный вид. Как бы ни старался выгладить её молодой человек, на ткани всё ещё были небольшие складки.
Фридриху было некомфортно без кителя. За всё время он привык его носить, так что сейчас создавалось ощущение, что чего-то не хватает. Рубашка была легкая и не теплая, поэтому Фридрих иногда ёжился от холодного вечернего ветра.