— Как? — только и смогла вымолвить она. Голос утонул в утренней прохладе. — Я…Я ведь сжигала все письма. Как ты и просил!
Фридрих, видя, как её глаза метались от страха из стороны в сторону, резко зажмурился и выдохнул. Пальцы непроизвольно стали потирать друг друга в попытке снять волнение. Потом Блумхаген открыл глаза и постарался говорить спокойно:
— Я з-з-знаю, — солдат стал заикаться сильнее. — Н-но кто-то перехватил моё п-п-письмо. Помнишь, к-когда я пришёл к тебе на чай, ты разозлилась, б-будто бы я пришел б-без приглашения? — Теодора кивнула. — Однако я писал тебе перед тем, как п-прийти. П-письмо не д-дошло до тебя.
— Но как они выяснили это?! — в голосе девушке отчетливо слышалось отчаяние. — Неужели мы были не так осторожны?
— Я н-не могу дать ответ н-на этот вопрос, — мрачно проговорил Блумхаген.
Теодора издала протяжный стон и спрятала лицо в ладонях. Но через мгновение убрала руки; её черты внезапно исказились гримасой испуга от той догадки, которая пришла ей в голову.
— Фридрих, о Боже, скажи, что они собираются сделать? Нас ждёт наказание? Что же будет? — взмолилась она, смотря на арийца.
— Д-дора, — слабо начал Фридрих, губы его предательски дрогнули. — Н-нойманн сказал, что наше общение обречено. Он д-дал два варианта: либо т-тебя отсылают в Германскую империю, л-либо я уезжаю из Химворде.
Теодора громко выдохнула.
— Что? Нет… Нет… Нет, не может такого быть! Я не могу…
— Мне нужно п-покинуть Бельгию, — промолвил Фридрих, перебивая Теодору на полуслове.
Он знал, что она хочет сказать. Знал, что она сделает всё, лишь бы только её родные и близкие оставались в безопасности. Но Фридрих никак не мог позволить ей оказаться в лапах солдат Германской империи. Здесь о ней позаботятся. А он… Даже если он погибнет в Эльзасе{?}[Эльзас – исторический регион в долине реки Рейн на северо-востоке Франции, граничащий с Германией и Швейцарией.], то будет знать — с ней всё будет хорошо.
Теодора быстро заморгала. В уголках её зеленых глаз начали скапливаться слезы, что блестели при неярком солнечном свете. От этой картины сердце Фридриха болезненно сжалось.
— К-куда ты уезжаешь? — голос мисс Эйвери надломился.
— В Эльзас. Т-там располагаются запасные в-войска.
— И… И когда мы сможет увидеться?
Фридрих грустно улыбнулся.
— Думаю, что совсем н-не скоро.
Пара слёз вдруг скатилась по щекам девушки. Она резко поддалась вперед и обхватила Фридриха, крепко сжав руки на его плечах.
— Фридрих… Прошу, — она громко всхлипывала, а мокрые дорожки слёз оставляли пятна на его кителе. — Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится… Неужели нет другого выхода?
Фридрих сжал челюсть, стараясь не поддаваться боли, что уже охватила его тело. Одной рукой он приобнял её за талию, а другую положил на спину, что содрогалась от нахлынувших эмоций, и стал трепетно поглаживать. Он почувствовал, как её пальцы в атласных перчатках накрепко схватили его за китель, не желая отпускать. Он мягко коснулся губами её волос, вдыхая сладостный аромат сирени, исходивший от них, и прошептал:
— У меня нет в-выбора. Я д-должен это сделать. Иначе я подвергну нас б-б-большой опасности.
Теодора зарыдала пуще прежнего, цепляясь за Фридриха, будто он был единственным её спасением.
— Когда? — спросила она сквозь слезы.
— Через полтора часа. Машина уже н-на месте.
Мисс Эйвери ничего не ответила. Какое-то время они стояли в тишине, сильно прижимаясь к друг другу. Теодора прятала своё лицо в воротнике армейского кителя, а Фридрих продолжал что-то ей нашептывать, осторожно проводя руками по её телу.
Теодора чувствовала, как его пальцы комкают под собой ткань пальто и платья. Тяжелое сердцебиение, что раздавалось из мужской груди, напоминало девушке звук часов, которые отсчитывали их время, проведенное вместе. Его плечи незаметно дрожали. Фридрих сжимал её в своих объятиях так крепко, будто боялся, что через мгновение он её больше не увидит.
Через пару минут, когда у Теодоры не осталось никаких сил на рыдания, она высвободилась из кольца рук Фридриха и взглянула прямо в его глаза. Голубые, что раньше светились мягким светом бирюзы, сейчас были подобны растаявшему льду. Они блестели от непролитых слёз, которые он сдерживал. Такие чистые и добрые. Родные. Но в тоже время окрашенные болью и потерей.
Теодора медленно приподняла свою руку и кончиками пальцев провела по щеке солдата. Блумхаген прикрыл глаза и подставил своё лицо ближе к ней. Тело Фридриха пронзило дрожью, это прикосновение было таким хрупким и чарующим, что немец не удержался и провёл носом вдоль женской ладони. Его губы оставили легкие и незамысловатые поцелуи, пока нежная женская рука очерчивала контур его челюсти.
Солдат аккуратно накрыл руку Теодоры своей и опустил вниз, попутно беря её лицо в свои ладони. Большими пальцами он заправил выбившиеся пряди каштановых волос ей за уши. Зелёные глаза смотрели на него неотрывно. Тушь для ресниц смазалась под глазами, оседая пятнами, а несколько слезинок застыли на её щеках, что раскраснелись от плача. Фридрих легким движением смахнул слезинки вниз и наклонился к ней ближе.
Горячее дыхание обдало губы Теодоры, после чего Фридрих поцеловал её. Жар прокатился по телу Эйвери, моментально согревая её. Обветренные и шершавые губы Фридриха мягко захватили её губы, посылая тысячу мурашек. Теодора выдохнула в поцелуй, а после обвила руками шею Фридриха и притянула ближе. Блумхаген сместил свои ладони вновь на талию девушки, положив их под пальто, чтобы чувствовать нежность её кожи сквозь платье. Фридрих ощущал, как сердце вот-вот выпрыгнет из его груди к ней навстречу, пальцы снова задрожали и путались в складках легкого платья. Поцелуй, медленный и чистый, потихоньку распылял огонь в их груди. Дорожки слёз теперь ощущались на лице арийца, а их солоноватый вкус на его устах.
В последний раз с придыханием коснувшись её губ, Фридрих уже было отстранился, но Теодора не позволила этого, вновь притягивая его к себе за китель. Её губы приоткрылись, отчего Фридрих почувствовал, как волна сладостной неги прокатывается по его телу. Его руки легли на женскую спину, аккуратно проходясь и надавливая пальцами вдоль позвоночника. Девушка тихо застонала. Это звук отозвался в ушах Фридриха небывалой волшебной мелодией. Ему тут же захотелось услышать это от неё ещё раз.
Теодора запустила свои пальцы в волосы, став слабо тянуть и перебирать пальцами светлые пряди. Фридрих издал слабый нечленораздельный звук и принялся вновь с упоением целовать её губы. Они хранили вкус карамели, как и тогда, в первый раз. Фридриху казалось, что сама Теодора была такой же сладкой и горячей, как её губы и кожа.
Уже не контролируя себя, он спустил свои ладони на бёдра девушки и нежно сжал их. Теодора на короткий миг оторвалась от него, чтобы вдохнуть немного воздуха, и взглянула ему в глаза.
Фридрих ненадолго задержалась на темно-зеленом цвете её взгляда, в котором сейчас плескалась самая настоящая страсть, и с новой силой прильнул к ней. Арийцу хотелось сжимать её в своих объятиях и никогда не отпускать. В его груди горел настоящий пожар, кожа накалилась до невозможности. Так хотелось очутиться в более теплом, уютном, приятном месте. В таком месте, чтобы он мог часами разглядывать её веснушки на лице, вдыхать запах волос, шептать что-то на ухо. Она хихикала, а потом бы выдала какую-нибудь вещь, от чего уши Фридриха моментально бы порозовели. Кто поцелует первым — уже неважно. Главное, что они совсем не будут торопиться. Фридрих бы сначала целовал её ладонь, переходя к локтю, а зачем к плечам, нерешительным и неумелым движением снимая её одежду. Теодора подбадривала его, попутно целуя за ухом. Солдату хотелось ощутить её прикосновения, более смелые и откровенные. Нет, он совершенно не боялся этого. Он просто хотел наслаждаться ей без остатка. Всю оставшуюся жизнь.