Взгляд Фридриха зацепился за почерк — он показался ему смутно знакомый. Все буквы были написаны столь аккуратно и четко, словно адресант потратил немалое количество времени на написание слов. Солдат снял пальто, повесил его на стул, а после медленно опустился на кровать, попутно доставая письмо из конверта.
Оно было похоже на записку; сначала Фридрих хотел разочарованно вздохнуть, увидев этот клочок бумаги. Но стоило ему перевернуть лист обратной стороной, где было самое послание, как сердце его почти что остановилось.
«Нет… Этого не может быть…», — промелькнуло у него в голове.
Блумхаген почувствовал, как рука, держащая письмо, начинает дрожать. В голове тут же начали появляться назойливые тревожные мысли, а в горле мигом пересохло. Первые минуты Фридрих просто вглядывался в письмо, узнавая почерк. В груди начало что-то нестерпимо болеть, когда он быстрым хаотичным движением глаз начал рассматривать все те же знакомые завитушки букв, аккуратное расположение слов и маленькую подпись в конце, от которой у Фридриха перехватило дыхание.
Послание было коротким и состоящим всего из нескольких предложений, но этого хватило, чтобы солдат за считанные секунды оказался в своих воспоминаниях рядом с самым дорогим человеком. Фридрих чувствовал, как в горле образовывается ком, который словно перекрывает весь воздух, в глазах начало блестеть от пелены. Только спустя пару умеренных вдохов солдат принялся читать написанное.
С каждым словом в его душе начало зарождаться столь отдаленно знакомое ему чувство, что разогревало грудь внутри. Аккуратным движением пальцев Фридрих провёл рукой по выведенным буквам.
«Четыре месяца, — думал он, — четыре долгих месяца я жил с надеждой, что ты больше не напишешь мне. Ты дала обещание, но не сдержала его, и я впервые по-настоящему рад этому».
Его голубые глаза опустились на постскриптум, который состоял только из трёх слов.
P. S. Я тебя люблю.
Губы дернулись в подобие улыбки, а по щеке вдруг скатилась хрустальная дорожка. Фридрих глубоко вдохнул: в его голове тут же возник образ любимой девушки, сидящей перед ним. Она что-то рассказывала о новых статьях, о своих успехах, а он сам просто сидел и наблюдал за ней. Фридрих подмечал каждую её улыбку, забавно вздернутые брови, светящиеся радостью глаза и мягкий голос, что всегда убаюкивал его. Всего три слова, но оставившие в его душе невыразимое чувство наполненности. Словно наконец-то случилось то, чего он ждал всю жизнь.
Блумхаген опустил взгляд на самый край листа, где мелко был написан адрес. Тогда Фридрих впервые за четыре месяца обрел надежду.
***
Фридрих вряд ли когда-либо предполагал, что вновь окажется в Бельгии так скоро. Брюссель казался ему таким же, как Химворде, только больше в тысячу раз.
Людей здесь тоже было очень много. Огромная толпа шла ему навстречу, но Фридрих был только этому рад. Видеть простых людей, спешащих куда-то по своим делам и одетых в повседневную одежду, доставляло ему чуждое чувство небывалого спокойствия.
Получив письмо от Теодоры, Фридрих тут же помчался к начальству.
— Что тебе ещё раз надо? — не расслышал Херман. Здешний обер-лейтенант нравился Фридриху намного больше, нежели Нойманн. Адалард Херман был другим: более простым, живым и понимающим. У него были длинные усы и мягкий отцовский взгляд карих глаз.
— Я д-должен отправиться в Бельгию — вновь произнес Фридрих. Он стоял в кабинете Хермана, стараясь не выдавать своего волнения. Голос на его удивление прозвучал твёрдо. — Прошу вас о п-переводе.
— Ага, разбежался, — фыркнул Херман, поднимаясь из-за своего стола. — Может сразу в Берлин, чтоб домой по-быстрому бегать в обеденный перерыв?
— Мне нужно в Бельгию, — отчеканил Блумхаген. Тот Фридрих, что остался в прошлом, наверняка бы удивился появлению заметной силы и твёрдости в настоящем. Этот был готов стоять на своём.
Идя вдоль шумных улиц, ариец рассуждал, что бы было, если бы обер-лейтенант не договорился со своим старым другом, чьё подразделение отвечало за соблюдение безопасности в Брюсселе. Ему дали отпуск в неделю, но Фридриху этого было достаточно. Лица у прохожих были удручающими и грустными, но солдат будто бы не замечал этого. Для него сейчас было важно одно — добраться до гостиницы.
Фридрих нервничал. Как всегда перед встречей с Теодорой он почти полчаса провёл у зеркала в небольшом перевалочном пункте. Армейскую одежду он решил оставить там и выбрать новую белую накрахмаленную рубашку с самым красивым галстуком, который у него был, пиджак и темно-серое пальто. Сейчас он был похож на настоящего английского джентльмена. Не хватало только расслабленно-счастливого выражения лица и ухмылки.
— П-простите, вы не подскажите, где г-гостиница «Астория»? — спросил Фридрих на английском у одного одинокого мужчины, что разгружал ящики с овощами рядом со своим ларьком.
— Вам следует пройти прямо по улице, месье, — ответил он с сильным французским акцентом, — там завернёте за угол, и будет вам гостиница.
Фридрих поблагодарил его и зашагал вновь.
***
Он находился прямо перед дверью её гостиничного номера. Убранство самой гостиницы было не таким уж и дорогим, однако, если быть честным, намного лучше домика госпожи Ваутерс по интерьеру и комфорту. В своем письме Теодора указала номер своей комнаты, так что Фридриху не пришлось выпрашивать его у человека на стойке регистрации с самым безобидным выражением лица, на которое он был способен. Комичная получилась бы ситуация.
Сейчас солдат нервничал так же, как в первый раз, когда Дора позвала его к себе в гости. Сердце медленно билось в груди, пальцы слегка подрагивали от нетерпения, а волосы, которые Фридрих вновь пытался уложить в красивую прическу, от его же волнения слегка растрепались.
Фридрих занес кулак и несколько раз постучал по двери, сделанной из красного дерева. Вдруг все звуки исчезли. Осталось только прерывистое дыхание арийца и сердце, звук которого казался теперь оглушающим. Шли секунды, а дверь так никто и не открыл. Фридрих шумно вздохнул, почувствовав, как галстук впился в шею, и постучал вновь.
Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем за дверью послышались тихие шаги. Его губы начали дрожать, поэтому он попытался сжать их одну линию. Ладони вспотели, а в груди творилось что-то необъяснимое. Словно что-то начинает выворачивать его душу наизнанку, показывая всему миру его любовь, надежду и боль.
Дверь тихо отворилась, и на пороге показалась девушка, столь хорошо знакомая Фридриху. Блумхаген почувствовал, как что-то разбилось внутри него.
Она выглядела так же, как и в его воспоминаниях. Только волосы блестели своим природным оттенком на солнце, глаза горели ярким зеленым светом, а на губах всегда была мягкая улыбка. Сейчас взгляд её словно потух, под глазами залегли тени. Губы были сухие и бледные, а кожа приобрела вместо привычного легкого оливкового загара цвет слоновой кости. Волосы казались тусклыми в свете нескольких ламп в коридоре. Она также похудела: лицо её осунулось, скулы теперь стали выражены чётче, щеки впалые, а одежды висела на ней словно не по размеру. Но она всё равно была прекрасна.