Так докажите другим способом, что я еретик, или все убедятся в Вашем бессилии. Докажите, что я не принимаю конституции[313], на основании моих сочинений. Их не так много; надо рассмотреть всего шестнадцать Писем, и я утверждаю, что ни Вам, ни кому бы то ни было другому не удастся найти в них ни малейшего признака ереси. Но я укажу Вам в них совершенно обратное. Ведь, отметив, найример, в четырнадцатом Письме: «Убивая, по вашим правилам, своих братьев в состоянии смертного греха, обрекают на вечные муки тех, за кого умер Иисус Христос»[314], не признал я разве с очевидностью, что Иисус Христос умер за этих погибших и что, «следовательно, ложно, будто Он умер за одних только предустановленных», каковой постулат и осужден в пятом положении?[315] Несомненно, стало быть, что я не сказал ничего в защиту упомянутых нечестивых положений, отвергаемых мною с негодованием от всего сердца Даже если бы Пор — Рояль и впрямь исповедовал их, я объявляю, что против меня это все равно никак бы не свидетельствовало, ибо я, слава Богу, пребываю в единении только с единою вселенскою римско — католическою церковью, в котором хочу жить и умереть, и в общении с папою, ее верховным главою, будучи глубоко убежден, что вне церкви нет спасения.
Что поделаете Вы с человеком, который говорит таким образом, к чему придеретесь, когда ни речи мои, ни сочинения не дают никакого предлога для Ваших обвинений в ереси, а в скрывающей меня неизвестности я нахожу безопасное убежище от Ваших угроз?
Вы чувствуете, как невидимая рука наносит Вам удары и разоблачает перед всем миром Ваши заблуждения: и напрасно Вы стараетесь задеть меня в лице тех, с кем, по Вашему предположению, я нахожусь в тесном союзе. Я не испытываю страха перед Вами ни за себя, ни за кого другого, ибо не принадлежу ни к какой общине[316] и не привязан ни к какому отдельному лицу, кто бы это ни был[317]. Все влияние[318], которым Вы пользуетесь, бесполезно по отношению ко мне. От мира я ничего не ожидаю, ничего не опасаюсь, ничего не желаю: по милости Божьей, я не нуждаюсь ни в чьем богатстве, ни в чьей власти. Таким образом, отец мой, я неуловим для всех Ваших происков. Как ни пытайтесь, Вам не удастся подступиться ко мне ни с какой стороны. Вы, конечно, можете затронуть Пор — Рояль, но не меня. Можно было выжить людей из Сорбонны[319], но меня из моего дома не выживете. Вы можете употребить насилие против священников и докторов богословия, но не против меня, так как я не имею этих званий. Быть может, Вам никогда не приходилось еще иметь дело с человеком, который был настолько огражден от всех Ваших покушений и настолько способен бороться против всех Ваших заблуждений, потому что я человек свободный, без обязательств, без привязанностей, без связей, без отношений, без занятий: человек, достаточно знакомый с Вашими правилами и твердо решившийся основательно исследовать их, насколько я буду считать себя призванным на это Господом, и никакие человеческие соображения не могут ни остановить, ни приостановить моих исследований.
Если Вы, стало быть, ничего не можете поделать против меня, к чему же тогда, отец мой, распространять столько клевет против лиц, не замешанных в наших спорах, как делают все Ваши отцы? Не ускользнуть Вам с помощью подобных уверток. Вы почувствуете силу истины, которую я противопоставляю Вам. Я заявляю, что Вы разрушаете христианское учение о нравственности, отделяя его от любви к Богу, от которой Вы освобождаете людей, а Вы мнё говорите о смерти о. Местера[320], которого я в жизни не видел. Я Вам говорю, что Ваши авторы разрешают убивать за яблоко, если позорно допустить взять его[321], а Вы мне говорите, что «вскрыли кружку в церкви св. Медериха»[322]. Что Вы хотите также сказать, когда постоянно попрекаете меня книгой О святой девственности, написанной одним из ораторианцев, а я не видывал ни его, ни его книги[323]? Удивляюсь, отец мой, что Вы смотрите на всех своих противников как на одно лицо. Ваша ненависть охватывает их всех разом и образует из них как бы партию отверженных, в которой, по Вашему, каждый должен отвечать за всех остальных.
320
В переводе Николя это место читается так: «Вы упрекаете меня в смерти некоего Местера, человека мне совершенно неизвестного, который пятнадцать лет тому назад наложил па себя руки в припадке безумия или от отчаяния». Местср не пынсс мук сомнения в своем предопределен ии.
323
Этр был перевод из сочинений бл. Августина, снабженный такими примечаниями, что в 1638 г. Сорбонна наложила на него цензуру, а Сежено, переводчик, и аб. Сен — Сиран, которому приписывали примечания, были по повелению Ришелье арестованы. Только после смерти Ришелье в 1642 г. они оба получили свободу.