Как жесток Ваш образ действия, отец мой, но в то же время как м^ло шансов, чтобы он Вам удался! Я уже говорил в другом месте и еще повторяю, что насилие и истина ничего не могут поделать друг против друга[362]. Никогда Ваши обвинения не были оскорбительнее, и никогда невинность Ваших противников не являлась более очевидной; никогда действенная благодать не была затронута более коварным образом, но никогда она не казалась нам столь незыблемой. Вы употребляете последние усилия, чтобы уверить, будто Ваши споры ведутся о вопросах веры, а между тем никогда не было более очевидным, что весь Ваш спор касается только вопроса о факте. Вы, наконец, пускаете в ход все и вся, чтобы убедить в истинности рассматриваемого пункта, но никогда не имелось большего повода сомневаться в нем. И причина здесь ясна Она в том, отец мой, что Вы, для убеждения в фактическом вопросе, не избираете естественного пути, требующего убеждать чувства выпиской из книги тех слов, которые, по Вашему уверению, содержатся в ней. Вы же выискиваете способы, столь далекие от простоты, что это поневоле поражает самых неглубокомысленных людей. Почему бы Вам не следовать по тому же пути, которого держался я в моих Письмах с целью изобличить тьму ложных правил Ваших писателей и который состоит в точном цитировании мест, откуда упомянутые правила извлекались? Так поступили парижские кюре, и это всегда убедительно для любого человека. Когда они ставили вам в упрек, например, следующее положение отца Лами: «Монашествующий может убить того, кто грозит обнародовать клеветы против него или против его общины, если отсутствуют иные способы защиты»[363], что бы Вы сказали, и что могли бы подумать другие, если бы не указывалось место, из которого точь — в–точь заимствована данная цитата; если бы, невзирая ни на какие требования, они все упорствовали в отказе, а вместо удовлетворения вполне законных вопросов отправились в Рим испрашивать буллу, которой повелевалось бы всем признавать наличие указанного правила у о. Лами. Разве не пришлось бы в таком случае прийти к несомненному выводу, что они обманули папу и прибегли к чрезвычайному способу лишь за неимением естественных средств, предоставляемых фактическими истинами всем, кто их защищает? Вот поэтому — то парижские кюре всего лишь указали, что о. Лами проповедует данное учение в 5–м томе (расс. 36, № 118, стр. 544, по изданию, напечатанному в Дуэ). Таким образом, всякий, пожелавший в этом убедиться, мог найти упомянутое место, и ни у кого не осталось никаких сомнений. Вот очень простой и очень быстрый способ исчерпывать фактические вопросы в случае, когда бываешь прав.
Отчего же происходит, что Вы, отец мой, не поступаете подобным образом? Вы говорили в Ваших CavillU что «пять положений содержатся у Янсения слово в слово, целиком, в подлинных терминах, iisdem verbis». Вам отвечали, что нет. Что оставалось тут делать, как не привести страницу, если Вы действительно видели их, или же сознаться, что Вы ошиблись? Вы же не делаете ни того, ни другого. Хорошо зная, что ни в одном из тех мест у Янсения, на которые Вы иногда ссылаетесь, чтобы отуманить людей, нет «осужденных положений ни в отдельности, ни поодиночке», Вы, вместо указания точных цитат, предъявляете нам конституции, гласящие, что злосчастные положения извлечены оттуда, без обозначения места.
Я знаю, отец мой, что христиане обязаны уважать папскую власть, и Ваши противники достаточно ясно свидетельствуют о своей твердой решимости никогда не уклоняться от этой обязанности. Но не сочтите неуважением с их стороны попытку со всевозможным почтением, обязательным для детей по отношению к своему отцу и для подчиненных по отношению к своему главе, доложить папе, что по данному фактическому вопросу он мог быть введен в заблуждение; что со времени своего вступления на папский престол он не приказывал рассмотреть означенный пункт. Предшественник же его Иннокентий X велел только рассмотреть, содержится ли в положениях ересь, но не было и речи о том, принадлежат ли они Янсению[364]. Последнее заставило комиссара инквизиции, одного из главных судей, сказать, «что рассматриваемые положения не могут подлежать цензуре в смысле какого — нибудь автора: non sunt qualificabiles in sensu proferentis, потому что были им представлены на рассмотрение сами по себе, без всяких соображений, какому автору они могут принадлежать: in abstracto, et ut praescindant ab omm proferente, как явствует из их голосований, недавно напечатанных Следует также учесть, что более шестидесяти докторов богословия и множество других искусных и благочестивых лиц читали со вниманием Янсениеву книгу и никогда не встречали в ней осужденных положений, а нашли даже противоположные; что внушившие папе такие мнения могли злоупотребить доверием, которое он питает к ним, так как они в самом деле заинтересованы опозорить автора, изобличившего Молину более чем в пятидесяти заблуждениях». Вероятность данного предположения подтверждается еще более тем, что у них существует следующее правило наиболее укоренившееся в их теологии, а именно: «они безгрешно могут клеветать на лиц, по их мнению, несправедливо на них нападающих» Стало быть, ввиду того, что свидетельство иезуитов столь подозрительно, а свидетельство других весьма заслуживает уважения, имеется некоторый повод со всевозможной покорностью умолять его святейшество, чтобы он повелел расследовать упомянутый факт в присутствии ученых той и другой стороны, дабы имелась возможность постановить торжественное и правильное решение. «Пусть соберутся знающие судьи, — говорил св. Василий по такому же поводу (поел. 75), — пусть каждому будет предоставлена свобода; пусть исследуют мои сочинения и посмотрят, есть ли в них заблуждения против веры; пусть будут прочтены возражения и ответы, чтобы это было приговором, постановленным со знанием дела и по форме, а не диффамацией без рассмотрения».
363
Речь здесь идет о представленных парижскими кюре съезду ду ховенства Выдержках из сочинений казуистов (см. с 411–414 наст т).
364
Папа Александр VII, когда он был еще кардиналом, сам немало способствовал осуждению книги Янсения и потому объявил данное утверждение Паскаля «отменной ложью» в одной из грамот своих к парижскому духовенству.