Вопрос же о праве, по — видимому, гораздо важнее тем именно, что в нем дело вдет о вере. Поэтому я приложил особое старание к изучению его. Но Вы останетесь очень довольны, когда увидите, что и он так же маловажен, как и первый.
Дело здесь состоит в разборе следующего положения из того же письма г — на Арно: «Благодать, без которой ничто в мире невозможно, отсутствовала у св. ап. Петра во время его падения»[63]. Мы—το с Вами думали, что в данном случае задачей является исследование глубочайших основ Учения о благодати, как, например: не дана ли она всем людям, действенна ли она. Но мы глубоко ошибались. Я в малое время стал великим теологом, и доказательства тому Вы сейчас увидите.
Чтобы узнать доподлинную правду, я отправился к г — ну N, теологу из Наваррской коллегии[64], который живет недалеко от меня и, как Вы знаете, является одним из самых ярых противников янсенистов. А так как любопытство делало меня почти столь же ревностным, как и он, то я и спросил его, не решат ли они формально, что «благодать дана всем», дабы никаких сомнений более не возбуждалось. Но он резко оборвал меня и сказал, что вопрос не в том, что и среди его сторонников есть такие, которые полагают благодать данной не всем, что самими членами следственной комиссии прямо в Сорбонне было заявлено о проблематичности подобного взгляда и что сам он того же мнения; в подтверждение он привел мне знаменитое, по его словам, место из св. Августина: «Мы знаем, что благодать не дана всем людям»[65].
Извинившись за свое непонимание, я попросил его сказать мне, не осудят ли они, по крайней мере, другого мнения янсенистов, наделавшего столько шуму: «благодать действенна и определяет нашу волю творить добро»[66]. Но мне не больше посчастливилось и с этим вторым вопросом. «Вы тут ничего не понимаете, — ответил мне он, — это вовсе не ересь, мнение это ортодоксальное: все томисты держатся его, и Сам я защищал его в своей сорбоннской диссертации».
Более я не решался предлагать ему свои сомнения и даже перестал понимать саму суть проблемы, а потому, стремясь к установлению ясности, принялся упрашивать моего собеседника рассказать, в чем же состоит ересь положения г — на Арно.
— В том, — сказал он мне, — что г — н Арно не признает за праведниками способности исполнять заповеди Божии именно так, как мы это понимаем.
После этого наставления я простился с ним и, гордясь тем, что знаком теперь с сутью дела, отправился к г — ну N; он поправляется с каждым днем и чувствует себя настолько здоровым, что сам проводил меня к своему шурину; это — янсенист, каких поискать, и, тем не менее, очень хороший человек. Чтобы он меня лучше принял, я притворился, что сильно склоняюсь на их сторону, и сказал ему:
— Возможно ли, чтобы Сорбонна ввела в церковь такое заблуждение, что «все праведные всегда имеют способность исполнять заповеди?»
— Как вы сказали? — спросил меня мой ученый. — Разве вы называете заблуждением мнение столь католическое, что одни лютеране и кальвинисты оспаривают его?
— А как же, — спросил я, — разве это не ваше мнение?
— Нет, — сказал он, — мы предаем его анафеме как еретическое и нечестивое.
Пораженный этим ответом, я понял, что зашел чересчур далеко в своем янсенизме, как перед тем в молинизме. Ho, не будучи вполне уверен в смысле его ответа, попросил его ответить мне искренне, верует ли он[67], что «праведные всегда имеют способность соблюдать заповеди». Тут мой собеседник разгорячился, но от благочестивого рвения, и стал говорить, что никогда он не будет скрывать своих убеждений ради чего бы то ни было: что это — его вера, и что он и единомышленники его готовы до смерти постоять за это, как за чистое учение св. Фомы и св. Августина, их учителя.
Он говорил так решительно, что я не мог более сомневаться. Утвердившись в подобном мнении, я вернулся опять к моему первому ученому и с немалым удовольствием заявил ему о своей уверенности относительно скорого воцарения мира в Сорбонне, поскольку янсенисты согласны с наличием у праведных способности исполнять заповеди, а также о том, что я ручаюсь за упомянутое согласие и заставлю их подписаться кровью под данным тезисом.
65
Согласно учению Августина, человек по своей воле избирает грех, уподобляясь в этом прародителям человечества, первым нарушителям божественного закона. С историей человечества сумма гpexoв накапливается и человек постепенно становится всецело греховным созданием. Выйти из этого состояния самостоятельно ему не под силу, здесь нужна помощь со стороны божественной благодати. Но поскольку очиститься от греха дано не всем, то, стало быть, и благодати удостаиваются не все люди. Человек без Божьей помощи способен лишь к греху, но не к праведности, даже апостолы и святые не составляют здесь исключения. Мотивы, согласно которым Бог наделяет благодатью одних и не наделяет других, остаются неведомыми, поэтому человеку остается лишь безропотно уповать, что он попадет в число избранных, что ои предопределен к спасению. Грешны все, но одним удастся спастись в деиь последний, а другим нет. Иезуиты попытались избавиться от суровости августиновской этики, фактически возродив различные варианты пелагианства и полупелагианства (см. прим. 5 к статье Ф.Брюнетьера). Учения иезуитских отцов больше согласовывались с обычным человеческим рассудком, поскольку, если благодать дана всем, то стоит лишь добровольно обратиться к ней и можно обрести спасение. По Августину же, никакие заслуги и добрые дела сами по себе ничего еще не значат: в принципе возможна ситуация, когда на грешника снизойдет благодать, а праведник будет отвергнут, так как Бог лишь по Своему неисповедимому выбору определяет, кто будет предопределен к спасению: ведь — как и все человеческое — человеческие представления о праведности, наша самооценка, уважение окружающих и т. п. — вещи весьма несовершенные. Разобраться же в душе может только Тот, Кто ее создал и чей взор проницает ее до самых глубин. Можно сказать, что неразрешимые для разума проблемы соотношения свободной воли и предопределения, божественной справедливости и божественного всемогущества, породившие борьбу Августина и Пелагия, в XVII в. воплотились в борьбе янсенизма и молинизма (если вести речь о католическом мире).
66
Согласно учению незуита Л.Молины, благодать наличествует как простая возможность, которую можно но собственному желанию либо использовать, либо нет. По Августину, благодать действенна, т е. она властно захватывает существо тех, кто предопределен к спасению и побуждает этих людей к добрым поступкам.
67
Намек на распространявшееся иезуитами мнение, что янсенисты — скрытые еретики и лишь внешне признают католическую ортодоксию.