Выбрать главу

10 сентября

МАЛЕНЬКИЙ ЗОЛЯ

Кто-то в Киеве был так любезен, что прислал мне конфискованный нумер «Киевлянина» с его нашумевшей защитой Бейлиса. Прочел я бурную статью В. В. Шульгина [83] и изумился: что тут было конфисковывать? Статья легкомысленная – и только. Если бы она появилась не в «Киевлянине», не в старой твердыне русского народного дела, на эту статейку никто не обратил бы ни малейшего внимания. Она прогремела по России как «скандал в благородном семействе», серьезного же значения общественного иметь не может. В. В. Шульгин человек даровитый, но, к сожалению, нервный; он более художник, чем публицист, и в его политике всегда возможна неожиданная licentia poetica (поэтическая вольность. – Ред.). Преемник мудрого и уравновешенного Пихно [84] , молодой издатель просто «переборщил» в данном случае, «погорячился». Что он был движим наилучшими намерениями, благородство которых так и просится на выставку, в этом нет сомнения… «Приняв, – пишет г-н Шульгин, – редакторское перо из умолкнувшей (?) руки покойного Дмитрия Ивановича Пихно, мы над гробом его поклялись, что неправда не запятнает страниц «Киевлянина»…»

Клятва милая, что и говорить. Но такие наивные клятвы не афишируют, а серьезные редакторы и не дают их. Скажите, как это поклясться, чтобы никакая неправда, вольная и невольная, не проникла в миллионы суждений, сведений и известий большой ежедневной газеты? Не равносильна ли такая клятва папской или, если хотите, институтской непогрешимости? Ведь и папе непогрешимость приписывается лишь в области церковных поучений, ex cathedra. Правда, вообще говоря, чудная вещь, но справедливо говорит Банко, герой Шекспира:

Как часто, чтоб вернее погубить, Созданья мрака говорят нам правду… «Макбет»

В. В. Шульгину показалось правдой, что обвинительный акт по делу Бейлиса составлен несправедливо, с нарушением даже законных требований от прокуратуры. Ему показалось правдой, что привлеченный к суду Бейлис совершенно невиновен. Ну что же? Почему же г-ну Шульгину и не иметь своего собственного мнения на этот предмет? Мнения свободны. Почему и не высказать их откровенно? Это право, Божиею милостию, всех русских граждан, умеющих держать перо и даже не обладающих этим нехитрым искусством. Право бесспорное, и не оно огорчило в данном случае национальную Россию. Огорчила излишняя в пользу евреев поспешность в осуществлении этого права и излишняя страстность нападения г-на Шульгина на русскую государственную власть. Ведь прокурор не частное лицо, а представитель государства. Дело так стоит. Христианский мальчик был кем-то подвергнут страшным мучениям – нисколько не менее тяжким, чем претерпевали христианские мученики. Его медленно пытали, нанесли ему шилом или отточенным долотом 47 ран, проникших до черепа, до мозга, до сердца, до разных артерий и внутренностей, пока почти вся кровь несчастного не была выцежена, как сок из дерева. Преступление зверское, но характерное, воскресившее легенду о ритуальных убийствах евреев. Эту легенду выдумал вовсе не прокурор Киевской судебной палаты г-н Чаплинский, не следователи и вообще не русская юстиция. Эта легенда пришла в Россию вместе с евреями еще пятьсот лет назад, как вместе с ними пришло все, что их сопровождает: чесночный запах, мошенничество, ростовщичество и склонность организовывать в гостеприимно принявшей их стране всякое преступление и всякий соблазн. «Легенда» зародилась на Западе в глубоко давние века, когда, может быть, и России еще не было на свете. Очевидно, евреи дали легенде какой-то серьезный повод. Мало того, по-видимому, они поддерживают эту легенду, давая ей подходящее питание. Нет дыма без огня, говорит народ, и при всей таинственности предполагаемого преступного ритуала раскаленный уголек его чувствуется под холодным пеплом и обжигает то одну христианскую семью, то другую. Говорят: процессы об употреблении евреями христианской крови велись в средние века, в века пыток, и только под пытками евреи сознавались в этом преступлении. Можно ли верить суду, прибегающему к пыткам? Конечно, нельзя, соглашусь я, однако и сплошь не верить ему тоже нельзя. Под пытками может наклеветать на себя и праведник, однако и преступник под пытками может сказать правду. Не все же подсудимые средневековых трибуналов, подвергавшиеся пыткам, были праведники. Но, оставив под большим сомнением средневековые суды, не забудьте, что несколько процессов о ритуальных убийствах христианских детей евреями прошли уже в XIX столетии, когда пыток не было. Эти суды чаще оправдывали евреев за отсутствием улик, но иногда и обвиняли, если верить специальным сочинениям по этому вопросу. Понятно уже a priori, что оправдательных приговоров было гораздо больше, ибо такого рода преступления по натуре своей обставляются глубочайшей тайной и только совсем неожиданная случайность может дать какую-нибудь улику.

Не один суд в обществе открывает преступления, во многих случаях злодейства очевидны для обывателей и без суда. В деревне, например, часто все знают поджигателей, торговцев краденым, конокрадов, тайных шинкарей и т. п. Иногда сами преступники почти не скрывают своего ремесла, но уличить их или очень трудно, или слишком опасно для отдельных граждан. Одна известная писательница со слов знакомой дамы рассказывала мне, что мать этой дамы, случайно загнанная непогодой на еврейский постоялый двор, сквозь дверные щели видела, как евреи истязали какого-то взрослого мальчика и проливали его кровь. Она чуть не умерла от ужаса и считала себя счастливой, что уехала благополучно из этого вертепа. Конечно, она не донесла властям, но была глубоко убеждена, что это было ритуальное убийство. Сказки, скажете вы, нервной даме просто померещилось! Может быть. Но может быть, и нет. Не так ли? Подсмотрев случайно невообразимый ужас и не имея возможности доказать вину, не каждый решится вызвать на себя месть злодеев, которые судом непременно будут оправданы за недостатком улик. Вот почему так называемые народные поверья и легенды вовсе не так нелепы: иногда они держатся на реальных фактах, только труднодоказуемых по их природе.

Что касается данного дела, то само собою оно не поражает роскошью доказательств, бесспорных и самоочевидных. Но многие ли преступления совершаются среди толпы свидетелей? Почему же «обвинение против Бейлиса – это лепет, который мало-мальски способный защитник разобьет шутя»? Дело, казалось бы, не в лаврах защитника, а в розыске правды. В. В. Шульгин юрист по образованию (хотя, кажется, без судебной практики). Но ведь и прокуроры, ведшие данное расследование, – тоже юристы, притом с продолжительным опытом и специальными познаниями, приобретаемыми большою практикой. Тактично ли, спрашивается, со стороны г-на Шульгина было в первый же день процесса, едва опубликован был обвинительный акт, наброситься на представителя государственного правосудия с такими словами: «Становится обидно за киевскую прокуратуру, за всю русскую юстицию, решившуюся выступить на суд всего мира с таким убогим багажом»? Но, во-первых, русская юстиция выступила не на суде «всего мира», ибо подобный суд существует только в воображении г-д евреев. Русская юстиция сама привлекла к русскому государственному суду лицо, которое ей показалось подозрительным и заслуживающим судебного следствия. До суда «всего мира», то есть до всемирного кагала, захватившего христианскую печать, уважающей себя юстиции не должно быть ни малейшего дела, иначе ведь пришлось бы всех преступных евреев освобождать от суда. Вспомните дело Дрейфуса: тот обвинялся в менее важном преступлении, и то всемирный кагал вырвал его из рук правосудия.