Таков, мне кажется, желанный лозунг внешней политики. Что касается внутренней, то, несомненно, победоносная война внесет и в эту область жизни самое благодатное воздействие. Война пробудила душу народную, примирила распри, объединила разнородные элементы и еще раз показала народу, какое это великое благо – государственность, если она достигает своих задач. В годину тяжких бедствий хороши мы были бы, если бы у нас не было непререкаемой и священной Верховной власти или если бы она была ослаблена до тени своего значения, как мечтают наши демократы обеих партий этого имени (конституционные демократы и социал-демократы). Хороши мы были бы, если бы у нас не было хоть и далеко не совершенной, но все же организованной исполнительной власти.
Хороши мы были бы без многовековой армии и совсем без флота, а главное, без воспитывающей народ государственной дисциплины, заставляющей радостно идти на подвиг и восторженно – как этот юноша Боткин – умирать за родину. Сколько погибло этих милых юношей-героев, которых мы еще недавно видели детьми! И кто мог предполагать, что в наше «растленное время», когда национальная школа действительно поколеблена, поколеблена даже семья, все-таки действует какая-то сверхчувственная, мало замечаемая государственная дисциплина, которая восстановляет дух народный и внушает, как и встарь, высокое благородство?
Победоносная война создаст те моральные ценности, которые растрачиваются в мирное время слишком нерасчетливо. Она еще раз укрепит устои государственности: «Во искушеньях долгой кары, перетерпев судьбы удары, окрепнет Русь». И уже крепнет, и это прекрасное приобретение войдет в жизнь как неожиданный результат войны, но благодатный. Победа создаст наилучшую базу для всех внутренних преобразований – не столько для идей, в которых нет недостатка, сколько для осуществления их. Будем откровенны и сознаемся, что главный наш внутренний враг – это общественная вялость, недостаток того темперамента, который побуждает англичанина или американца от слов переходить тотчас же к делу. Мы же от прекрасных слов переходим к другим хорошим словам, к третьим, к бесчисленному их количеству, которое никак нельзя назвать прекрасным. В трясине слов, обсуждений и пререканий самые живые, неотложные вопросы пребывают десятки лет, часто погибают в ней или выходят полузадушенными. Неужели это свойство нашего национального характера? Однако в глубине своей народ более работает, нежели рассуждает, и работает иногда превосходно. Я думаю, вялость реформ, какая-то сковывающая дух робость в решениях – они значительно зависят от несчастных войн за последнее полстолетие. Военные неудачи как тень продолжаются на десятилетия мира. Поколения, воспитанные в бесславные годы, не могут быть столь же решительными, как поколения в века побед. Не будь Полтавы и Гангута, может быть, не было бы петровских реформ. Не будь блистательных суворовских и кутузовских побед, не было бы и «золотого века» нашей дворянской культуры. Не из пустого тщеславия мы «должны победить», а ради последующего величия России и расцвета гения народного на всех его путях. Поэтому и первая, и последняя наша мысль при встрече Нового года – да ниспошлет нам Господь победу. Тогда молодая победоносная Россия под овеянными славою знаменами великой армии непременно вступит на новую дорогу счастья, еще не слыханного у нас и небывалого.
1 января
НЕМЕЦКАЯ ДУША
Две души живут, ах! в моей груди,
одна хочет отделиться от другой…
Немцы прокричали на весь мир о бесчисленных своих совершенствах, и простодушные соседи им поверили. В числе совершенств особенно воспеваются немцами их Treue (верность), их Treueherzigkeit (прямодушие) и т. д. Но великая нынешняя война сделала настоящее вскрытие немецкой души, и там оказались такие извращения, перед которыми всему свету приходится руками развести. Один путешественник, прибывший в Яффы, рассказывает, например, что германские офицеры, состоящие на службе у турок, носят в настоящее время на левом рукаве перевязь с надписью на арабском языке: «Нет Бога, кроме Бога, и Магомет – пророк Его». Надо знать, что весь обряд принятия магометанства заключается в публичном произнесении этой формулы. Благодаря этому в Турции укореняется мнение, что все немцы приняли ислам. Конечно, турки ошибаются. Немецкие офицеры делают только вид, что приняли ислам, как в России немецкие подданные делают только вид, что признают и русское подданство. Если немцы вообще допускают двойное подданство, то есть двойную присягу, двойную верность власти, то почему не допустить двойной веры в Бога и двойной морали? Вы скажете, что это психологически невозможно. Ведь душа-то у человека одна, и она должна же знать, что она действительно любит и чему поклоняется. Казалось бы, так, но природа, как видно, выше логики. Что душевное раздвоение, в основе которого лежит измена, весьма свойственно натуре немцев, это показывают и их история, и их народная поэзия. У меня нет ни места, ни времени, чтобы проследить с читателями почти двухтысячелетнюю историю немцев и их поэзию, но напомню некоторые основные факты.
Первый факт: покорившись Риму, древние тевтоны не остались верными ему, как галлы или иберийцы, – они при первом же удобном случае изменили ему. Наводнившие Рим германские выходцы в стенах Вечного города явились такими же предателями, как Арминий в Тевтобургском лесу. Этот народный герой, от которого немцы ведут свою историю, втерся в доверие римлян, служил на римской службе, выслужил не только гражданство, но и дворянство (звание всадника) и затем самым гнусным образом изменил Риму. Насколько измена была в нравах германцев, показывает то, что сам Арминий погиб от измены.
Второй факт: приняв римское католичество, северные тевтоны почти через тысячу лет изменили ему. Лютеранство с его отрицанием церковной иерархии и Священного Предания есть, конечно, грубая измена древней апостольской Церкви. Признав право произвольного толкования Священного Писания и оправдание одной верой, без добрых дел, немцы разрешили себе анархию сект и ересей и навсегда уволили себя от религиозно-обязательной нравственности. Отвергнув папские индульгенции, Лютер в принципе justificatio sola fide дал общую индульгенцию всем лютеранам: зачем быть добродетельными, если крестными страданиями Христа и Его смертью человечество искуплено от всех грехов? Если прибавить к этому отрицание пяти таинств из семи, отрицание пресуществления хлеба и вина, отрицание святых, мощей, икон, обрядов и пр., то, конечно, у лютеранства ничего общего с католичеством не осталось. Но религиозная измена пошла дальше: тюбингенская школа дошла до отрицания божественности Христа, а целый ряд немецких богословов дошли до отрицания Христа даже как исторической личности. По их мнению, Христос – миф, не более. Разве не прав немецкий философ Гартман [100] , доказывающий, что христианство «саморазлагается» в Германии? Он прибавляет к этому, что христианство вытесняется высшей религией – «германством» (Germanenthum).
Третий факт в истории – непрерывная измена немцами государственности. Что такое была средневековая Германия, как не постоянной изменой то одному государственному принципу, то другому? Феодализм германский был как бы двойным подданством; вассал преклонял колено и целовал ногу сюзерену, но очень часто поднимал против него оружие, и это не казалось нарушением права. Имперский принцип в Германии все время боролся с партикуляризмом, и, несмотря на немецкую «Treune», вся династическая и народная история Германии наполнена сплошной изменой. Если набирать фактов из этой области, то их хватило бы на целый том. Выборный германский император очень напоминал выборного польского короля, а немецкая феодальная анархия с «кулачным правом» очень напоминала республиканскую тиранию над народом польских панов. Если же говорить о настоящем отношении немцев к государственности, то не забудьте, что самая многочисленная партия в теперешнем немецком парламенте и в стране – социалисты. Нужно ли добавлять, что социализм мало похож на «верность» государственности и общественности, а больше похож на коренную измену им? Необходимость заставляет социалистов сражаться в армии, но историки увидят, что как Наполеон, осаждаемый двунадесятью языками, повел их на Россию, так, может быть, и Вильгельм, осаждаемый социалистами, повел их на все четыре стороны света, лишь бы не оставлять в Германии. Ведь хваленая германская государственность перед этой войной действительно очутилась накануне саморазгрома.