Выбрать главу

Мне кажется, европейская буржуазия – подобно изнеженной аристократии – обречена смерти. Испорченный рабочий класс обречен смерти. Зараженный и безбожный пролетариат обречен смерти. Безмерно вспухшее население Европы и Америки все еще растет, но оно довольно быстро начнет падать, сгнивая на корню и разрушаясь, как некогда в войнах и мятежах. Гнилые породы отпадут, как отгнившие ветки со ствола. Если человечество спасется, то тем методом, каким всегда спасалось: восстановлением суровых естественных условий и восстановлением естественного человека. Слабые элементы нашей расы одичают, выродятся, вымрут. Сильные элементы возвратятся к варварству и к режиму, похожему на старый. Тогда только, может быть, кое-где будут осуществлены утопии князя Кропоткина и графа Толстого; они ведь когда-то уже были осуществлены. Природа, как художник, на тысячи ладов прикидывает свое творчество, пробуя между прочим и анархизмы всяких видов. Подобно мыльным пузырям, эти архи-новые, на вид очаровательные формы жизни оказываются очень хрупкими. Коммуны, политические и религиозные, возникнув из идеального замысла, дрожат, колеблются и наконец лопаются, оставив после себя мокрое место. Ошибка обновителей наших не в том, что их планы неразумны, а в том, что они слишком разумны. Обновители воображают, что чем рассудочнее, геометричнее план, чем больше в него вложено симметрии и гармонии, тем более это соответствует природе человека. Ошибка плачевная! В действительности бывает скорее наоборот. Пора понять, что человек существо иррациональное и что природа его не укладывается в разумные силлогизмы. Это все равно что с кучей песку: казалось бы, почему куче не принять формы шара, или октаэдра, или правильной пирамиды. На деле же каждое сыпучее тело принимает свою любимую форму – довольно безобразной кучи. Народ вовсе не есть то, чем его изобразил Руссо. Народ не суверен, не царь, не мудрец, а довольно жалкая толпа, и чем он крупнее и стихийнее, тем более беспомощен и жалок. Каждый отдельный элемент этой стихии, средний человек, вовсе не правомерное и не правоспособное существо, а двуногое весьма фантастическое, склонное одновременно быть и гением, и идиотом – и к чему его больше тянет, договаривать нечего. Не столько субъект права, сколько субъект всяческого беспутства, средний человек ни в чем так не нуждается, как в том, чтобы некое высшее существо – государство – поставило его на строго определенное место и обеспечило ему определенную функцию. Нужно не старое, не новое: жизни нужно нечто вечное, нестареющее и потому всегда молодое. Даже несовершенные законы, если они законы, то есть сохраняют долговременное и непререкаемое значение, обладают способностью поддерживать жизнь. Наоборот, драгоценные жемчуга, нанизанные на гнилую нитку, рассыпаются. Я далек от мысли, что теперешние граждане напоминают перлы, но нынешняя законность, непрерывно рвущаяся под предлогом реформ, разъединяет даже это дешевое общество вместо того, чтобы соединять.

Истинное обновление России должно состоять не в ломке, а в починке ее, и начнется такое обновление не раньше чем понизится несколько книжный, слишком теоретический и высокопарный взгляд на человека. Целые тысячелетия государственность и религия смотрели на человека как на существо слабое – далеко не твердое, а скорее сыпучее тело, требующее внешней охраны и внутренней дисциплины. В этом взгляде, основанном на опыте истории, было много скромности и смиренной правды. С тех пор как возобладало горделивое помешательство и провозглашена автономия личности, эта личность уподобилась блуждающей почке. При всей относительной свободе она страдает и заставляет страдать государственный организм. Каждая личность чувствует себя маленьким государством, и естественно, что ее интересы в постоянном конфликте с интересами большого государства. Все недовольны, все хотят нового – попросту говоря, чужого, – никто не довольствуется своим. Истинное обновление между тем никогда не состоит в захвате чуждого, а в восстановлении своего. Идея национальности тем и сильна, что она есть возвращение к себе. Хотите обновиться – восстановляйтесь.

1 января

РУССКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

Наиболее обещающим движением русской жизни является теперь национальное. Враги национализма и справа, и слева распространяют о нем самый пошлый вздор, но это не мешает великому Движению расти и захватывать собой все более и более широкие круги общества. Что такое национализм? В течение еще многих лет придется рассуждать об этом – точнее, трудно себе представить время, когда вопрос этот не заслуживал бы проповеди и самого внимательного обсуждения.

Из множества определений национализма позвольте остановиться на самых простых и удобопонятных. Национализм, мне кажется, есть народная искренность – в отличие от притворства партий и всякого их кривляния и подражания. Есть люди искренние, которые не терпят, чтобы казаться чем-то другим и которым хочется всегда быть лишь самими собой. Наоборот, есть люди, как бы боящиеся самих себя, внутренне не уважающие себя, которые готовы быть чем угодно, только не тем, что они есть. Эта странная трусость напоминает так называемый миметизм в природе, стремление слабых пород – особенно среди насекомых – подделывать свою наружность под окружающую среду, например принимать очертания и цвета растений. Чувство национальное обратно этому малодушному инстинкту. Национализм есть полное развитие личности и стойкое бережение всех особенностей, отличающих данный вид от смежных ему. Национализм есть не только полнота самосознания, но полнота особенного – творческого самосознания, а не подражательного. Национализм всегда чувствуется как высшее удовлетворение, как "любовь к отечеству и народная гордость". Нельзя любить и нельзя гордиться тем, что считаешь дурным. Стало быть, национализм предполагает полноту хороших качеств или тех, что кажутся хорошими. Национализм есть то редкое состояние, когда народ примиряется с самим собою, входит в полное согласие, в равновесие своего духа и в гармоническое удовлетворение самим собой.

Отсюда недалеко до самовлюбленности, до обожествления своего "я", как это бывало у древних, более свежих народностей. "Аз есмь Господь Бог твой". Эта заповедь в древности понималась так:

"Господь Бог твой есть твое "я" и да не будут у тебя другие боги, кроме твоего "я"". Вышедший из естества природы народ чувствовал, что он осуществляет какое-то особенное бытие, особенную идею, и довести последнюю до крайнего выражения почиталось призванием народным. То, что называлось "дух" народа, "гений народный", был действительно как бы особый бог (Ягве, Ассур и пр.), по образу и подобию которого в данном племени строился человек и нация. Религия и культура в древности не стремились к иной цели, как только к той, чтобы воплотить в народе идеал, то есть особый замысел природы, некое исключительно сильное и неподражаемо прекрасное своеобразие. Посмотрите на тонко выработанную породу, например на орла или оленя. В такой породе все закончено, как в статуе великого скульптора, все остановилось, как бы достигнув вечной жизни. Вы чувствуете, что тут никакие перемены невозможны, ибо всякое изменение будет изменой, упадком расы. Такова же всякая строго выработанная национальность. Как все совершенное, она консервативна; достигнутое своеобразие свое она отстаивает, как жизнь.