трагикомедия ума, блуждающего в девственном лесу. И все-таки они родственны, эти две стихии, как родственны мир и Бог. И все-таки они неразделимы, обе величественны, обе бесконечны.
Мне кажется, кроме сектантского движения, которое сводится к схоластике, к комментариям основного текста, пробивается к жизни новое великое движение веры. Я назвал бы его вечным откровением, ибо оно действует с первого проблеска мысли и даже ранее - с первого проблеска воли. Помимо книг и комментариев к ним в каждом из нас есть свет, более или менее яркий, по существу чудесный. Органы чувств - органы откровения, поскольку наши чувства точны. Зрение предостерегает нас от края пропасти. Слух предостерегает от хищного зверя. Обоняние и вкус - от яда. Разум, соединяющий работу названных гениев благодетелей тела, есть божество, предостерегающее о всех ошибках и преступлениях закона. Мне кажется, что это божество недостаточно признано, и будь иначе, мы имели бы хорошо освещенный путь жизни.
1. Не делай страдания людям.
2. Делай удовольствие себе.
Эти слова я вырезал бы на карманных часах для сына. Первый закон нравственности слишком очевиден, и его всегда нужно вспоминать первым. Но и второй закон столь же важен, хотя стоит и на втором плане. Делать удовольствие себе, по-видимому, все хотят, но не все имеют мужество серьезно хотеть и настойчиво добиваться желаемого. Поглядите на мужчину, не умеющего занять интересную женщину разговором. Если он не глупец, то невежа, человек некультурный. Ухаживать не только за дамами, но вообще за людьми - долг, и вовсе не трудный, если к уменью ухаживать прибавить привычку к тому. Все понимают, что ухаживать за больными - долг, но ведь и все - больные, все нуждаются в том, чтобы опереться на дружественную руку, встретить поддержку в сочувственном взгляде, в учтивом слове. Драгоценнейшая сторона культуры - это когда люди сами, помимо вещей, делаются усовершенствованными людьми, более приятными на взгляд, на вкус, на осязание души, на слух ее, очень тонкий и обидчивый. Менее общеизвестно, что нравственный долг обязывает ухаживать и за самим собой столь же тщательно, как за дамой сердца. Кто-то сказал (или мог бы сказать), что всякий человек поставлен ангелом-хранителем самого себя: что такое разум наш, если не херувим, оберегающий рай тела от всякого греха? Но ухаживать за собой благородно умеют не многие. Большинство волочатся за собой, как за проституткой, развращают себя, льстят себе, как лакеи. Многие даже хамствуют перед собой, как лакеи, разбалованные ленью господ. Из-за лени и равнодушия к себе многие оставляют себя беспомощными. Из скупости и невежества многие лишают себя счастья просвещенной и светлой жизни. Из цинизма многие надоедают себе грубым амикошонством со своей душой. Непривычка внимательно относиться к себе, небрежность и как бы даже презрение к себе ведут к такой заброшенности, что человек готов бежать из жизни, пустить хоть пулю в лоб. Если не все самоубийства, то значительная их доля объясняется непривычкой ухаживать за собою. Этим же, а вовсе не отсутствием таланта объясняется жалкое неудачничество большинства.
История есть борьба двух начал - аристократии и демократии. Средние века представляли развитие первого начала, новая история - второго. Мы вошли в век окончательного разложения старой знати и к торжеству широких народных масс. Аристократическое начало кое-где еще борется за свое существование, обновляется притоком натурального аристократизма, подбором новых пород - но третье сословие растворяется в четвертом и вместе с ним становится добычей пятого. Всякого рода "кратии", от аристократии до плутократии, в конце концов будут взяты с бою охлократией. Тощие фараоновы коровы непременно съедят жирных.
В чем же коренная сущность простонародья и в чем его отличие от высших классов? Как в химии почти не встречается чистых элементов, а лишь кислоты и щелочи, так и в природе общества: нет аристократии и демократии в чистых их формациях, но можно выделить оба начала особым анализом. Мне кажется, названный вопрос уясняет основные законы биологии. Возьмите начало жизни и конец ее - живую протоплазму и живое организованное существо, человека. Протоплазма почти не расчленена. Это сумма клеток одноформенных и с одинаковыми функциями. Тут достигнуто полное равенство, братство и, возможно, полная свобода. Все клетки служат зачаточными органами всех функций: клетка-демократ обладает тем же зачаточным движением и осязанием, как все остальные, той же способностью усвоения и роста. Полноправие достигнуто поразительное. Тут каждый как все, все как каждый. Но зато и общая жизнь слизняка, и жизнь отдельной клеточки до чрезвычайности мизерна. Осязание у всех одинаково, но ни у кого не выходит из пределов первичного ощущения. Ни у кого не развивается оно в зрение, в слух, в обоняние, в то высшее сознание, которое мы зовем разумом. Демократия в чистом виде - это слизняк, царство протистов Геккеля, из которых развилась жизнь растений. Если жизнь развилась в сложные формы, расцвела красотой и счастьем, то благодаря лишь могущественному, вложенному в природу началу аристократизма. В чем оно?
Оно в том, чтобы от равенства переходить к неравенству, от общего к специальному, от безразличного к строго определенному. Аристократизм есть законченность. В этом его величие и смертный приговор.
Истинный прогресс общества возможен лишь тогда, когда действует отбор лучших. Нужно, чтобы в каждой великой области труда жизнь выдвигала на первые места наиболее способных. Нужно, чтобы в священники шли люди наиболее религиозные, в офицеры - наиболее мужественные и склонные к войне, в администраторы - наиболее властные, в земледельцы - наиболее склонные к сельской жизни и т. д. Пока действует этот основной распределяющий инстинкт - инстинкт аристократический, инстинкт неравенства, - общество по всем направлениям прогрессирует, накапливает энергию, знание, капитал материальный и духовный. У нас, к сожалению, как во всем христианском свете (в разной степени) этот естественный отбор чрезвычайно спутан и искажен. Искажен он главным образом безумной идеей равенства и общедоступности всего для всех. Теперь для всякой профессии считается достаточным лишь желание и некоторый общеобразовательный ценз. Хотя этот ценз уже в силу своей общеобразовательности решительно ничего не говорит о призвании, о естественной приспособленности юноши к данной профессии, но он часто решает судьбу человека. Общеобразовательный ценз - это дверь, открытая для всех карьер: предполагается, что сама жизнь покажет, годится ли данный человек к избираемой карьере или нет. Жизнь, конечно, и показывает это, но, к сожалению, слишком поздно. Человек долгие годы учится своей специальности, не задавая вопроса, призван ли он к ней. С таким методом так же трудно угадать свое призвание, как случайную карту, вынутую из колоды. Помешанные на идее равенства в подавляющем большинстве не угадывают своего жизненного козыря, и вот почему талантливая раса дает такое страшное количество бездарных людей. На самом деле это не бездарность, а просто неудачничество в чужом призвании. Догадайся иной священник, что по натуре своей он купец, или иной купец, что по натуре своей он техник, - мы имели бы сразу два таланта вместо двух бездарностей.
После жизни самое интересное в природе - смерть. Именно она вносит в безбрежный океан счастья бури и крушения. Именно смерть придает жизни ужасающий интерес трагедии. Бессмертные боги вели на Олимпе, если сказать правду, весьма буржуазное и малоосмысленное существование. Не будь под ними злосчастного рода людского, волнуемого страхом смерти, и не составляй человечество вечной игрушки богов - именно в силу смертного страха, - "блаженные" небожители, пожалуй, повесились бы с тоски. Впрочем, у них был особый секрет счастья - вечная молодость, и даже более чем молодость - вечная во всем невинность при постоянном ее нарушении. Я думаю, что истинное название такой невинности - здоровье.