Выбрать главу

С реки набежал ветерок, небо посерело, звезд стало меньше. Начинало светать.

— Дядя Ваня, расскажи, как Колчака бил?

— Э-э, Витенька, чего захотел. А самого сон одолил. Вон твой дружок уже похрапывает, — он рассмеялся и показал рукой на спящего Вовку.

— Нет, дядя Ваня! Расскажи давай…

— Ну ладно, раз просишь… Жил я тогда не здесь, а верст двадцать поближе к Глядянке. Три дома у нас стояло в лесу. Ну как бы на выселках. Переселенцы-то часто отдельно строились. Ну вот… — Он замолчал и начал что-то рассматривать в кисете.

— Фу ты, беда! Табачок мой закончился, а без него я — никто… Ну ладно, доскажу тебе поскорее… И вот однажды заехали к нам ихние офицеры. И требуют себе, значит, лошадок. А мы их пораньше в дальний колок отправили. Только у соседа случайно остался Гнедко. Хороший был конь, потому хозяин и не отпускал от себя. А это, конечно, ошибка. Беляки как увидели — так сразу его в узду. Да за ворота. А Мария, хозяйская дочка, на крыльцо — и вцепилась в коня. Не дам, мол, хоть убейте, не дам. Ее плеткой офицер, а она кулаком — по белой-то харе. Смелая была, как огонь. Вот и нашла свою смерть. Офицер наган вытащил и влепил сразу две пули… Ну хватит поди рассказывать. Да и тяжело мне, Витенька, до сих пор, как говорится, не отошел.

— А почему?

— А потому. Все потому, милый мой, что у меня свадьба намечалась с этой Марией. И вот рассохлось дело-то, развела нас смерть. С тех пор и живу один. А ребятишек сильно люблю, потому за вами и всю дорогу таскаюся…

— Дядя Ваня, а одному тяжело?

— Ну как же, Витенька, да неужели легко? Вон мамка у тебя тоже теперь одна… — Он помолчал немного, потом рассмеялся: — небось тоже не собирается замуж-то? Да? Или как?..

— Вы что-о!

— То-то же, Витенька, потому что большая любовь была. А она — до могилы… Ну хватит. Ложись-ко поспи.

Вот и я, Федор, ставлю последнюю точку и постараюсь заснуть. Но сегодня мой друг не придет ко мне — его закрыли тучи и, наверно, надолго. Ну конечно, надолго, да я не расстраиваюсь. Потому что со мной есть мой сын, а это чем не маяк! И дай бог, чтоб ты мне сегодня приснился. Я буду ждать, я буду надеяться.

ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ — О НАШИХ ИГРАХ

Дорогой Федор! На побережье у нас дожди, и это — настоящее наказание. Не выйти к морю, не прогуляться. Мы все по комнатам, как арестанты. И развлечений мало — только домино, шахматы да беседы. Поговоришь с человеком — и вроде полегче… А у меня здесь друг появился — шофер Николай из Тюмени. Он больной совсем — резаный, как говорят, перерезанный — и доверчивый, как дитя. А разговорчивый, рта не закроет. При первой же встрече он мне сообщил по секрету:

— Я сына в прошлом году потерял. Как на Север уехал — так и обрезало. И ни писем, ни самого.

— А в милицию, — спрашиваю, — заявляли?

— Кого она, милиция. У них и так много всего.

— А может быть, он живой?

— Может, и живой, а может, и мертвый… — говорит он тихо и доверительно, а глаза веселые, добрые, как будто говорит о приятном. Этот же Николай вчера мне сообщил:

— Когда я первый раз женился, так народу у меня было два «пазика» да три «уазика».

Смешно, сын? Но он на этом не кончил:

— А когда жена померла, то всего был один «уазик» с работы. Да соседей еще трое пришло. Вот оно как. Живешь — и всем нужен, а помер — тогда никому…

А сегодня утром Николай принес ко мне в комнату большой отрезок стекла. И говорит:

— Давай поиграем?

Я ничего не пойму, а он снова:

— Скучно что-то. Давай поиграем. — Потом лезет в кармашек пиджака, достает смятую тряпочку. Развернул ее, а там — галька какая-то.

— Что это? — спрашиваю. Он хохочет и крутит головой:

— А вот сразу не догадаешься. Ну ладно — не буду тянуть резину… Это, понимаешь, камни из почек. Хирург резал меня и нашел это золото. А потом на столик положил — возьми, мол, на память…

— И ты взял?

— А как! Они же, смотри, как стеклорез. — Он чиркнул камешком по стеклу, и оно разломилось.

— Охо!

— А что охо? Давай еще поиграем? Куда время девать?

— Нет, Николай, потом. — Я стал его уговаривать. Он собрал осколки стекла и ушел недовольный. Дите — прямо дите. Такой же у нас был Герка Герасимов. Его никто в Утятке не мог переиграть. Ни в бабки, ни в «чирка»… Сейчас уж так не играют. А напрасно! Я в этом уверен. Без этих игр не может быть детства, а без детства какая жизнь… Так что потерпи, Федор, я расскажу сейчас про наши игры, забавы. Может, и пригодится. Я уверен, что ты полюбишь… А как же иначе?