— Сейчас обгородим ваш огород да картошки насадим. И у нас нарастет ее сто пудов. А? Не согласен? — И он смеется, а мне легко. И душа моя уже летает выше самых высоких осинок, не летает даже — парит. И праздник мой все не кончается, не кончается. Да и солнце бьет прямо в глаза. Скоро можно и на рыбалку. А там уж — каникулы. Быстрей бы наступили те дни.
— Скоро, парень, солдаты поедут с фронтов. Кому нужны сейчас эти фронты — фашиста-то в яму загнали да крепко засыпали. Вот и поедут наши ребятки — встречайте! Глядишь, и твой папаня прикатит. А мы их встретим, поклонимся в ноги. Как было бы хорошо!
…Но не прикатил мой отец, никто из моей родни не приехал. Но все равно я благодарю судьбу свою за ту поездку в весенний лес. Ведь и жерди-то были только предлог. А поехал сосед только ради меня… Ради меня одного! Пусть, мол, будет праздник и для этого мальчишки — для сироты… До сих пор звучит в моей памяти этот щемящий до боли — густой голосок: «Как было бы хорошо… Хорошо…» И я с ним согласен — как было бы хорошо, чтобы в нашей жизни были одни только праздники, они только встречи, свидания. Одни только весны, счастливые длинные весны. Как было бы хорошо!
Но время — вода. И попробуй, сын, останови, задержи его… Ничего не выйдет и не получится — только будешь смешной. Но зачем шутить над собой и смеяться — над своей кровью нельзя шутить… А время, конечно, не остановишь. И вот уж давно нет на свете нашего соседа Павла Васильевича, и Ивана Захаровича Шниткина тоже нет. И моей учительницы Чистяковой Павлы Михайловны уже нет на земле, и того одинокого однолюба дяди Вани тоже давным-давно нет. Нет и моей бабушки Катерины Егоровны…
Да, Федор, давно уже ушла от нас моя бабушка. Сколько всяких историй, рассказов услышал я от нее — и все сохранила моя душа… Да, так и есть, сохранила, запомнила, а я передам тебе. И пусть так и пойдет: от бабушки к внуку, а потом снова и снова — пока жива наша память — наша родная кровь.
А время неумолимо. И вот уж многих тех женщин-солдаток, наших утятских вдов, тоже уже нет на земле. Но почему нет, почему? Я все равно вижу их всех как живых. И это правильно, справедливо, потому что живет, сын, продолжается наша с тобой родина — наша родная Утятка.
Да, здесь моя родина, все мои корни и продолжения. Здесь родились мои первые большие мечты и признания… Да, и признания. Я ведь намекал тебе в самом начале, что на моих страничках будет много объяснений в любви и признаний. И моя главная любовь — моя родная Утятка. Она и снится все время, сторожит меня и преследует… Вот и сейчас, только-только прервался, отдохнул от письма — а она опять рядом, моя Утятка. Да, Федор, поверь мне. Только закрыл глаза — и сразу вышел на нашу Береговую улицу. А здесь уже — вечер и сумрачно, а в небе, над самым бором, зажглась первая голубоватая звездочка, и свет от нее томящий и как будто живой… Вот уж и в домах огни появились, и далеко, у самой поскотины, лает собака, но лай какой-то ленивый, подавленный. И такая же лень, благодать в самом воздухе, и дыши им, и режь на кусочки — и я дышу этой тишиной, благодатью. Потом сворачиваю на нашу главную улицу. А в голове опять далекие картины, воспоминания, и очень хочется встретить теперь чье-то родное лицо. Встретить бы — и поговорить бы, довериться… И что загадал, то и сбылось. Навстречу мне идет моя давняя знакомая Нина Алексеевна Родионова. Она сразу узнает меня, улыбается, — и я тоже рад этой встрече и крепко жму ее упругую сухую ладонь.
— Что-то редко в наших краях?
— Все некогда. Да и болел нынче… — начинаю зачем-то оправдываться, но она опять улыбается, смотрит прямо в глаза.
— Нехорошо земляков забывать. А то однажды приедете и не узнаете своей улицы. Мы нынче много строим, а плохое ломаем. Вот и школу колхоз построил новую, двухэтажную. И детский сад заимели новый, скоро за дороги возьмемся… — Сообщает мне громко, торжественно, и глаза ее сверкают от какой-то тайной внутренней радости, и я вижу, как ей все любо здесь, дорого, как хочется ей новых перемен, новоселий, как хочется поднять у всех настроение. И у меня ей тоже хочется поднять настроение, и она сообщает мне все деревенские новости — у кого были свадьбы, крестины, кого наградили, возвысили, кого поместили на Доску почета. И о новом председателе колхоза «Россия» Викторе Федоровиче Архипове тоже рассказывает… А я перебиваю ее, улыбаюсь — да какой же, мол, он новый. К нему уже здесь все привыкли, поверили… Да и сам я хорошо знаком с нашим председателем. Уже пришлось мне с ним поработать и на нашем сельском субботнике, и у костра посидеть, и ухи рыбацкой попробовать возле нашего озера Окулинкино, и о жизни поговорить, и о колхозных заботах. Но я все равно слушаю ее, не перебиваю. А потом она говорит мне об уборке, и опять в голосе большое волнение: